Нравственные и философские истоки русского просветительства.
В качестве новых интеллектуально-нравственных истоков русского просветительства следует выделить две мощные системы: европейское масонство и французскую общественную мысль.
Масонство было, по-видимому, самым экзотическим источником нового отношения к личности и к ее роли в судьбе отечества. В России масонство было заведено любознательным Петром I при участии Лефорта. Интерес к масонам возник, вероятно, во время заграничных путешествий Петра. Но первые достоверные сведения о русских масонах относятся к 1731 г., когда в Петербурге была открыта ложа английского толка. Исследователи выделяют периоды увлечения различными вариантами европейского масонства (английская, немецкая, шведская системы, розенкрейцерство, мартинизм, иллюминатство и др.). В середине XVIII в. в России господствовала английская система масонства, возглавляемая «Великим Провинциальным мастером для всей России» И.П. Елагиным.
К концу века большинство российских лож принадлежало к розенкрейцерству. Общим для них было имя французских «вольных каменщиков» — франкмасоны.
Но самым важным был, как заметил Г.В. Вернадский, факт принадлежности к любой масонской ложи, что служило синонимом «вольтерьянства» и высокого нравственного выбора.
Розенкрейцерство, близкое по духу к средневековой мистике и рыцарской этике, стало доминировать среди дворянства в конце XVIII в. Главной духовной идеей масонства, воспринятой поклонниками «служения Отечеству», было «деятельное просвещенное человеколюбие». Совершенствование духовного мира личности предполагалось через просвещение и активное делание добра. Сознательное, активное отношение к христианской морали, идеи просвещения, свободы, равенства, человеческого достоинства, отрицание религиозной нетерпимости — вот что стояло в основе русского масонства.
Под «истинным христианством» русские масоны понимали нравственное самоусовершенствование, развитие духовной жизни, действенную любовь к ближнему. В основе лежала сентиментальная концепция воспитания нового человека — «пробуждение сердца». Обращаясь к европейской масонской литературе, русские поклонники модного течения не делали различия между авторами-католи- ками или протестантами. Они обращали больше внимания на смысл учения, а не на его конфессиональную ориентированность. И в этом тоже проявлялось «вольнодумство» членов масонских лож в России.
Если на Западе масонство играло роль школы общения, интеллектуально-нравственной общности, то в России масонские идеалы служили чуть ли не единственным нравственным руководством для складывающегося дворянского общества, катехизисом просвещенного дворянина. Масонство проповедовало строгость и ответственность, нравственное благородство, самопознание и самообладание — «ищи в самом себе истину»; добродетель и «достойную» жизнь — «посреди сего мира, не прикасаясь сердцем к суетам его». Строгая внешняя и внутренняя дисциплина масонских лож «тесала дикий камень» сердца человеческого, как тогда говорили, воспитывая его в духе «аскезы», которая находила свое воплощение в идеале «служения» Отечеству. Так вырастало поколение с новым душевным строем, с «культурой сердца», основанных на понятии внутреннего достоинства, формировалось понятие «чести» как стержня поведения.
Фактически в масонстве проявилось самосознание дворянства как общественной силы. По словам А.И. Герцена, в основе масонских лож конца XVIII — начала XIX в. «была человеческая связь, опора, круговая порука, обмен сил... и это ставило их выше шаткой и бесцельной толпы образованных русских... у них было сознание совокупного труда. Член союза... чувствует себя... живой частью живого организма». Система масонских лож связывала дворянство как общность социальную и духовную. Большйнство видных русских просветителей XVIII — начала XIX в. принадлежало к масонским ложам или сочувственно относилось к их идеям.
Хотя масоны отвергали свою причастность к политической жизни, в России они волей-неволей стали активной питательной средой для тайных оппозиционных обществ начала XIX в. Многие видные государственные и общественные деятели принадлежали к братству масонов: П.И. Пестель, Г.С. Батёньков, Н.И. Тургенев, М.Ф. Орлов, Ф.Н. Глинка, М.М. Сперанский и другие. Не случайно принадлежавший к масонам император Александр I в 1822 г. запретил существование русских масонских лож.
Масонство ускорило формирование в России собственного интеллектуализма, способствовало развитию навыков философской мысли. Оно оказалось первым общественно-политическим течением, которое легло в основу духовного единства образованного дворянства в соответствии с его установкой «службы Отечеству» и усвоенными идеями французского Просвещения.
Национальная просветительская идеология формировалась большей частью за счет усвоения идей французских гуманистических мыслителей, в быту это называли «вольтерьянством». Усвоенное знание стало первой по-настоящему обновленческой идеологией, смесью усвоенных и адаптированных идей, которые российские просветители попытались применить к реалиям родной страны. В результате сформировался первый вариант национального самосознания нового времени.
Идеи Просвещения имели чрезвычайно широкий адрес: они с успехом питали как бунтарей, так и «просвещенных монархов» Европы, в число которых входила и Екатерина II. Из английских просветителей наибольшей популярностью пользовался Дж. Локк, читали немецких философов Лессинга и Гердера, но подлинными властителями дум в России стали французы — Вольтер, Руссо, Гельвеций, Гольбах. В Россию приезжали европейские просветители: Дидро, Рейналь, Гримм. Пример подавала сама Екатерина II, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, покупавшая их книжные собрания, помогавшая в издании книг. Во второй половине XVIII в. французские книги заполнили библиотечные собрания в России. Существовал даже утопический проект создания некой «республики свободных общин» в казахских степях на основе социальных теорий кануна французской революции.
В.О. Ключевский считал, что идеи европейских просветителей не имели ничего общего с российской реальностью и потому «усваивались без размышлений». Они были восприняты как некий идеал, предмет интеллектуального упражнения, а не как реальное знание об обществе. П.Н. Милюков приводил конкретно-исторические аргументы в поддержку этой позиции, но дифференцировал соотношение заимствованных и самостоятельных элементов в различных сферах культуры.
Что касается социально-политической мысли в России XVIII в., то светской философии в России не было еще по крайней мере столетие. «Сова Минервы вылетает ночью», — известное выражение Гегеля фиксирует наблюдение, что философская мудрость появляется у нации только по мере накопления значительного интеллектуального материала. Следовало бы отказаться от уничижительной трактовки того обстоятельства, что в какой-то области национальная культура «не самостоятельна». Особенность интеллектуальной деятельности как раз и состоит в том, что никто не может лишь «механически усваивать» чужие идеи, не интерпретируя их. Да и бывают ли идеи «чужими»? Тот гигантский спрос, который продемонстрировала российская образованная элита XVIII в. по отношению к концепциям европейских просветителей, говорит об их близости потребностям национального духа. Если не было интеллектуальных сил самим продуцировать новые идеи, то понять и принять сил хватило.
Безусловно, увлечение европейской философией претерпело значительную трансформацию сначала после пугачевского бунта, а затем после французской революции. Но к тому времени уже появился слой собственных общественных деятелей и мыслителей, которые исповедовали и проводили в жизнь идеи просветительства независимо от близости к трону и от государственной позиции в этом вопросе.
Формирование собственной идеологии просвещения в России выразилось в адаптировании идей французских и английских просветителей, в первую очередь в работах С.Е. Десницкого, И.А. Третьякова, Д.С. Аничкова, М.М. Щербатова. Попытки выработать собственные концепции, сформулировать свою систему идей чаще предпринимались в отдельной области знаний и деятельности. Это просветительская система Н.И. Новикова, Д.И. Фонвизина, И.Н. Пнина; это педагогическая концепция бессословного образования В.В. Попугаева; взгляды И.А. Крылова, Г.Р. Державина, А.П. Сумарокова.
Среди русского дворянства большой популярностью и уважением пользовался Ш. Монтескье и особенно его работы «Персидские письма» и «О духе законов». Три основные формы правления: деспотия, монархия и республика, представленные в этих произведениях, — стали основой размышлений значительного числа просветителей, их же мы находим в проектах декабристов.
Как видим, первое, что сделали эти просветители, — сами заметно выделились из общества. Культура России переставала быть анонимной. Новые ценности включали в себя человеческую индивидуальность. В российскую ментальность впервые вошло понимание культурной значимости авторитетной человеческой личности. Прикоснувшись к европейской цивилизации, Россия начала поиск собственной «национальной идеи».
