Русский литературный язык пушкинской эпохи
Лингвистические взгляды А. С. Пушкина
Основу пушкинской языковой реформы составил широкий отбор книжных и разговорных единиц из национального русского языка и их органичный и оправданный с точки зрения норм русского литературного языка первой половины XIX в. синтез в художественном творчестве писателя. Соединяя в языке своих произведений книжное и разговорное, письменное и устное, высокое и низкое, прозаическое и лирическое, А. С. Пушкин ориентировался на традиционность этих единиц, их функционально-стилистическую значимость в настоящем, но не пытался обозначить перспективы существования той или иной языковой единицы в будущем, поскольку определить жизненность и необходимость этой единицы в дальнейшем должна была гармония прошлого и настоящего. «...Один человек, даже с таким дарованием, как было у Пушкина, не может ни создать, ни пересоздать язык своего народа. Но он все же может сделать очень много, а именно выявить и показать скрытые в существующем языке возможности. Именно это и сделал Пушкин применительно к русскому языку 20—30-х годов XIX столетия»[1].
В творчестве Пушкина были заложены основы стилистической системы современного русского языка, выработаны и закреплены принятые современниками и последующими поколениями общенациональные нормы русского литературного языка. И стилистическая система, и нормы были изначально ориентированы Пушкиным на русскую народную языковую стихию — живую, яркую, самобытную. «Пушкинское творчество разрешило все основные вопросы и противоречия, возникшие в истории русского литературного языка допушкинской эпохи и еще не устраненные литературной теорией и практикой к первому десятилетию XIX в. В языке Пушкина произошло слияние всех прежних жизнеспособных элементов русского литературного языка с общенародными формами разговорной речи и со стилями устной народной словесности, фольклора; было достигнуто их творческое взаимопроникновение. Пушкин выводит русский литературный язык на широкий и свободный путь демократического развития.
Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837)
Он стремился к тому, чтобы русская литература и русский литературный язык отразили культурные интересы русского народа, русской нации с необходимой полнотой и глубиной. Он добивался качественного преобразования смыслового строя русского литературного языка», — писал В. В. Виноградов[2].
Первая треть XIX в. — сложный период в истории русского общества, когда оно разделилось на два противоборствующих лагеря — славянофилов и западников. Отражением этой борьбы в русском литературном языке явилось противостояние языковых пристрастий, ориентированных на традиции старославянского и древнерусского языков, и вкуса представителей русского общества, увлеченных французской эстетикой и западноевропейской культурой слова. Не примкнув ни к одному из направлений, Пушкин создает новые литературные нормы, новую стилистическую систему русского литературного языка, определяет новые принципы формирования разновидностей художественного стиля.
Опираясь на принципы народности и историзма, поэт получил возможность учесть работу, проделанную его предшественниками по совершенствованию русского литературного языка, а также сохранить все позитивное в литературном языке, что сформировалось в процессе его развития.
Именно в отборе и соединении жизненно необходимых для литературного языка элементов живой и письменной речи проявил себя талант и гений Пушкина. Однако «все это: и широкая бытовая речь, и высокий славянский язык — все это уже было представлено, причем несравненно шире и свободнее, чем в творчестве Пушкина, в различных стилях литературного языка
XVIII в. Но существует глубокое принципиальное отличие в употреблении этих слоев языка у Пушкина и в XVIII в. Ранее просторечие было прежде всего характерной приметой жанра, оно выступало как средство характеристики, как нарочитое отклонение от средней нормы. У Пушкина народная речь раскрепощена от жанра, независима от него и не выступает непременно как средство этнографического раскрашивания: она проникает в разные по характеру произведения, перестает быть явлением нелитературным, входя основным элементом в общий литературный язык, отражая его нормы и органически объединяясь с книжными элементами языка»[3].
Действительно, литераторы XVIII в. использовали многие формы живой речи в своих произведениях: И. А. Крылов показал возможности демократизации литературного языка посредством включения в него просторечных единиц; А. С. Грибоедов продемонстрировал изобразительно-выразительный потенциал просторечной единицы в художественном тексте. Но только А. С. Пушкин сделал литературный язык гибким и совершеннейшим орудием отражения и изображения всех сторон жизни русского человека, русской действительности, включая лирические переживания, философские размышления, проявления чувства патриотизма, любви к своему народу.
Все многообразие жизни русского общества первой трети
XIX в. Пушкин изобразил с такой широтой и глубиной, что произведения писателя объективно отразили исторический процесс, то время, в котором пребывал сам писатель.
У Пушкина нет трудов по языкознанию. Его взгляды на использование в литературном языке единиц национального русского языка отражены в статьях, письмах и заметках, которые он писал в качестве рекомендаций писателям и поэтам или в качестве ответа на критику его произведений. Требования Пушкина к литературному язык)' сводятся к следующему:
- 1) «точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат» («О прозе»);
- 2) «причинами, замедлившими ход нашей словесности, обыкновенно почитаются общее употребление французского языка и пренебрежение русского. <...> ...Метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана...» («О причинах, замедливших ход нашей словесности» );
- 3) «как материал словесности язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. <...> Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного, но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей» («О предисловии г-на Лемон- те к перевод)' басен И. А. Крылова»);
- 4) «народность в писателе есть достоинство, которое вполне может быть оценено одними соотечественниками — для других оно или не существует, или даже может показаться пороком... Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию — которая более или менее отражается в зеркале поэзии. — Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, и поверий, и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу» («О народности в литературе»);
- 5) «истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности» («Отрывки из писем, мысли и замечания»);
- 6) «изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка. Критики наши напрасно ими презирают <...> Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, славу богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери [Данте] изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком» («Опровержение на критики»);
- 7) «грамматика не предписывает законов языку, но изъясняет и утверждает его обычаи» («Заметки и афоризмы разных годов»);
- 8) «может ли письменный язык быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же, как разговорный язык никогда не может быть совершенно подобным письменном)'... Письменный язык оживляется поминутно выражениями, рождающимися в разговоре, но не должен отрекаться от приобретенного им в течение веков. Писать единственно языком разговорным — значит не знать языка» («Письмо к издателю», апрель 1836);
- 9) «...я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Я не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали» (Письмо к П. А. Вяземскому, декабрь 1823);
- 10) «...русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай Бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного точного языка прозы, то есть языка мыслей)» (Письмо к П. А. Вяземскому, июль 1825) И др.
Оценки Пушкиным литературного языка вообще и языка художественной литературы в частности определили направление совершенствования русского литературного языка последующих эпох. Народность, находящая конкретное воплощение «в литературном тексте на основе чувства соразмерности и сообразности, благородной простоты, искренности и точности выражения, — таковы главнейшие принципы Пушкина, определяющие его взгляды на пути развития русского литературного языка и задачи писателя в литературно-языковом творчестве»1.
