Русский литературный язык второй половины XIX в.
Вклад писателей-реалистов в формирование норм и стилей русского литературного языка
Во второй половине XIX в. «в связи с ростом национального самосознания расширяется и углубляется процесс национальной демократизации русского литературного языка. Стили дворянской литературы вытесняются и преобразуются воздействием речи широких народных масс»1. Таким образом, главным фактором, определившим особенности языковой ситуации, признается рост национального самосознания, который невозможен без изменений в духовной жизни общества и лишь вследствие преобразования этой сферы может отразиться в эволюции национального литературного языка.
Под набат герценовского «Колокола» в России началась эпоха, ключевыми словами определения которой были народ и свобода.
И все-то мне грезится — снег и равнина,
Знакомое вижу лицо селянина,
Лицо бородатое, мощь исполина,
И он говорит мне, снимая оковы,
Мое неизменное, вечное слово:
Свобода! Свобода!
(Н. П. Огарев. «Свобода»)
Сквозной темой творчества русских поэтов, прозаиков, публицистов стала тема народная. Они писали о долге прогрессивной интеллигенции облегчить участь народа. А. Н. Плещеев напоминал, что слово долг в русском языке наполнено высоким нравственным, общественно-политическим содержанием:
О, не забудь, что ты должник Того, кто сир, и наг, и беден,
Кто под ярмом нужды поник,
Чей скорбный лик так худ и бледен;
Что от небес ему одни С тобой даны права святые На все, чем ясны наши дни, —
На наши радости земные!
И тех страдальцев не забудь,
Что обрели венец терновый,
Толпе указывая путь —
Путь к возрожденью, к жизни новой!
(«О, не забудь, что ты должник...»)
В это время уже нельзя было откладывать решение вопроса об отмене крепостного права. «Если теоретическая мысль и моральное чувство объединяли русских людей в одинаковом пожелании крестьянской реформы и отмены крепостного строя, то... практические, житейские условия указывали на естественное вырождение старого крепостного порядка»1. Дальнейшее развитие России по капиталистическому пути требовало притока рабочей силы для фабрик и заводов, появления русской технической интеллигенции.
С отменой крепостного права в 1861 г. связано юридическое освобождение 25 млн личностей от кабальной зависимости. С этим важнейшим для России событием также связано реформирование всех сторон экономического и социального устройства страны: судебная, земская, воинская реформы, ряд изменений в финансовой сфере, в университетском и школьном образовании.
В ходе послереформенных изменений в русской жизни открылись пути к образованию, научной, литературной, общественной деятельности для представителей всех сословий — сформировалась разночинная интеллигенция[1] . Постепенно менялось отношение к женскому высшему образованию, к эмансипации и вовлечению женщин в общественную жизнь.
Интеллигенты-разночинцы стали носителями передового общественного сознания и литературного языка. С этим связаны такие особенности языковой ситуации того периода, как:
- 1) отделение понятия «литературность языка» от понятия «художественность выражения», опора литературной речи на язык науки и публицистики;
- 2
- 2) столкновение и взаимодействие в литературном языке книжных и народно-разговорных элементов.
В речи образованного населения литературный язык использовался в различных сферах жизни, главной из которых была профессиональная деятельность, где были важны научные знания, отражаемые значениями терминов1.
В русский литературный язык во второй половине XIX в. наиболее активно вовлекались термины естественных наук — физики, биологии и медицины (аберрация, агония, апогей, атрофия, бацилла, доза, инерция, призма, организм, симптом и др.). Это объясняется как интересом к точным и естественным наукам, так и стремлением популяризировать научные знания. О закреплении терминов в литературном языке свидетельствует использование их вне специальных контекстов, а также в языке художественной литературы. См., например, в текстах Н. С. Лескова: бацилла, галлюцинировать, дезинфекционный, дезинфицировать, дифтерит, консилиум, малокровие, мания, наркотизировать, симптом (медицинские); радиус, сфера (математические); ...Люди бурных инстинктов не найдут это место весёлым; ...И капнув одну каплю этой эссенции на предсердие Нефоры, провёл тихо рукою и подул; ...Крестьяне в этом ректификаторе забили трубки и т. п.
Господствовавшая до реформы 1861 г. дворянская культура, с ее сословными нормами поведения, отрицалась интеллигента- ми-разночинцами. Это поколение создало свою идеологию — народничество. Народники пытались сформировать культуру с особым отношением к религии, семье, искусству, науке; практическую деятельность они ставили выше какой-либо иной. Взаимодействие разночинцев с народом было прямым, практическим, действенным: они пропагандировали свои воззрения в университетах, в земских школах и больницах, в легальной и нелегальной печати. В то же время произведения выдающихся мастеров литературы критического реализма еще не были доступны в массе своей неграмотному народу.
Николай Платонович Огарев (1813-1877)
Александр Иванович Герцен (1812-1870)
А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и другие идеологи народничества осознают публицистику как главное орудие просветительской деятельности, как средство взаимодействия с демократически настроенной интеллигенцией — прежде всего с выходцами из близкой крестьянству социальной среды. Стремление к абсолютной свободе и отрицание всего старого породили крайний радикализм, называемый нигилизмом. Народники — члены организации «Земля и воля» действовали во имя избавления народа от отрицательных последствий реформы 1861 г. Политические и социальные требования излагались на страницах таких радикальных публицистических изданий, как «Колокол» А. И. Герцена и Н. П. Огарева, «Современник» Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, «Русское слово» Д. И. Писарева.
Нигилисты выражали свое отрицание в прямых, объективных и строгих суждениях, в которых использовали противительные и сопоставительные конструкции. Так в революционных изданиях сформировался отрицательный подстиль в публицистическом стиле. Например:
(Д. И. Писарев. «Разрушение этики*)
Когда какая-нибудь новая мысль только что начинает прокладывать себе дорогу в умы людей, тогда неизбежная борьба старых и новых понятий начинается обыкновенно с того, что представители новой мысли подводят итоги всему запасу убеждений, выработанных прежними деятелями, превратившихся в общее достояние и господствующих над умами образованной массы. Это подведение итогов необходимо для того, чтобы строгий приговор, долженствующий поразить всю отжившую систему понятий, не показания обществу голословным и бездоказательным набором смелых парадоксов.
Смена генерации писателей, изменение круга актуальных проблем публицистики обусловили демократизацию русской литературы и выразились в демократизации литературного языка как главном направлении его развития во второй половине XIX в. «Общей тенденцией развития языка русской классической художественной литературы во второй половине XIX в. была тенденция к максимальному сближению со всеми разновидностями языка как литературного (в его “нехудожественных” стилях), так и “нелитературного” (в таких его проявлениях, как городское просторечие, территориальные диалекты, социально-профессиональные диалекты и жаргоны)»[2].
Чернышевский отмечал, что писатели-демократы говорили «о мужике» без церемоний, как о людях, одинаковых с собою. Направленность «на народ», избранный главным предметом изображения, связь с революционно-демократическими исканиями эпохи способствовали появлению в русской литературе новых жанров реалистического отражения действительности (так, у Лескова есть «рассказ по поводу», «рассказ-быль», «рас- сказ-полубыль», «пейзаж и жанр»).
Стремление пробудить народное самосознание, воспитать нового, «выпрямленного» человека — не раба, создать тягу к просвещению и культуре, а также попытка показать, что и просвещенному человеку, интеллигенту есть чему поучиться у толстовского Платона Каратаева, привели к появлению в литературе определенных героев-типов. При их обрисовке требовались характерные лексические «краски» — разговорные, диалектные, просторечные слова и фразеологизмы, конструкции разговорной речи и даже воспроизведение ее фонетического облика. Например:
Куда же ты, Олёнушка?
Постой! ещё дам пряничка,
Ты, как блоха проворная,
Наелась - и упрыгнула.
Погладить не далась.
(Н. А. Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»)
Здесь отражены особенности говоров ярославско-костромских земель как исторической области, где комплекс диалектных черт включает признаки северного наречия.
У многих писателей слово народной речи выступает как неотъемлемый элемент авторского повествования, хотя количест-
Дмитрий Иванович Писарев (1840-1868)
Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889)
во просторечных и диалектных слов и способы их введения различны. Например, в прозе Г. И. Успенского разговорные единицы «вплавлены» в авторскую речь, а просторечные — либо оформляются кавычками, либо используются в несобственно-прямой речи. В прямой речи на первый план выступает социально-оценочная функция просторечной лексики, а характерологическая — отступает на второй план. В очерках Успенского встречаются единицы разговорные (плестись, тараторить, норовить, растопыривать, тормошить, ухитриться и др.), собственно-просторечные (харч, потрет, некрутчина, фатера и др.), а также слова, содержащие отрицательно-оценочные семы (вожжаться, всучить, колобродить, насобачиться и т. п.).
Точно найденные слова выступают в социально-оценочных значениях как яркое публицистическое средство, как орудие идеологической борьбы. См., например, сатирическое обличение бюрократического отношения к нуждам народа:
«Одна, вишь, четверть лошади приходится, изволите видеть, на
каждую какую-то там квадратную, что ли, душу. Ну что ж это
означает, позвольте вас спросить?» - «Как квадратную душу? Что вы,
Иван Иваныч!» .. .. „ w , ,
(Г. И. Успенский. «Живые цифры»)
Благодаря расширению контингента носителей литературного языка формируется представление о литературности как качестве, не ограниченном беллетристическим текстом и не связанном напрямую с категорией изобразительности.
