Проблемы субъекта уголовной ответственности за военные преступления

Соотношение категорий «субъект военного преступления» и «субъект уголовной ответственности за военные преступления»

Военные преступления могут совершаться индивидами не только из личных своекорыстных побуждений, но и в рамках государственной политики (террор по отношению к мирному населению, использование запрещенных видов оружия и т.п.), и в последнем случае государство также становится субъектом военного преступления. Кроме того, военные преступления могут совершаться юридическими лицами внутригосударственного и международного права. Так, Нюрнбергский трибунал признал преступными такие организации как СС, СД, Гестапо, в связи с их участием в военных преступлениях и в преступлениях против человечности [428, с. 210; 442, с. 32]^[1] В современных условиях законы и обычаи войны нарушают самые разные организации: от военных контингентов, задействованных в операциях по поддержанию и восстановлению мира и безопасности, до фундаменталистских организаций экстремистского и террористического толка.

Между тем, уголовную ответственность за военные преступления несут только физические лица, государства и юридические лица в ме-

³

ждународном праве несут политическую и материальную ответственность. В данном случае налицо несовпадение субъектов правонарушения и субъектов ответственности^[2].

Проблемы уголовной ответственности государства и юридических лиц в связи с их участием в международных, в том числе военных преступлениях, разрабатываются в доктрине^[3]. В прошлом, одним из наиболее последовательных представителей концепции уголовной ответственности государства был румынский юрист В. Пелла. В своей монографии «Коллективная преступность государств и уголовное право будущего» (1925) он связывал данную концепцию с необходимостью поддержания мира, заменой «права сильного» на «право справедливости» [728, р. 128]. При этом, характеризуя механизм, посредством которого можно реализовать положения концепции, В. Пелла делал ставку на участие в данном механизме великих держав, поскольку в их руках в рамках международного сообщества находится важнейший элемент уголовного права - сила [728]. Немного позднее французский юрист Доннсдье дс Вабр обосновывал концепцию уголовной ответственности государств ее целью, в качестве которой он называл предупреждение войн и вообще нарушений международного права со стороны государств через угрозу применения к государству-агрсссору (нарушителю) серьезных наказаний. Как полагал Доннедье де Вабр, условием реализации уголовной ответственности государств должно быть наличие реальной силы в распоряжении международной организации (в то время Лиги Наций) [702, р. 199].

Среди современных последователей данной концепции выделим иранского исследователя М. Фархада, который признает за государством способность предстать перед судом за совершение международного преступления и указывает на ряд особенностей государства как субъекта международного уголовного процесса: его долгое существование (намного превышающее, как правило, человеческую жизнь), более явный характер нарушения норм международного права и, следовательно, большую возможность доказательства совершения международного преступления со стороны государства, более высокий уровень гарантий возмещения причиненного ущерба но сравнению с индивидом, а также невозможность для государства укрыться от преследования в силу привязанности к определенной территории. М. Фархад в рамках предложенной им концепции предусмотрел применение санкций, в основном имущественных, к самому государству и «персональных» санкций к официальным представителям преступного государства, общественным образованиям, вооруженным силам, и сформулировал 7 статей по уголовной ответственности государства, в которых отражаются его взгляды на происхождение, формы и объем данной ответственности. Седьмая статья посвящена механизму реализации ответственности, который построен на обязанности всех государств участвовать в подавлении международных преступлений по требованию ООН; невыполнение этой обязанности является правонарушением [703, р. 36-40]. Как видим, современные сторонники концепции уголовной ответственности государства стоят на более гибких позициях.

Многие ученые критикуют концепцию уголовной ответственности государства, приводя при этом разные аргументы. Так, известно высказывание А.Н. Трайнина о том, что государство нельзя считать субъектом преступления по международному уголовному праву, так как оно «не может быть вменяемо или невменяемо; государство не может быть на скамье подсудимых или за решеткой тюрьмы» [561, с. 42]. Учеными отмечается, что концепция уголовной ответственности государств наносит вред институту международной ответственности государств и угрожает концепции государственного суверенитета [259, с. 15, 59-60; 729, р. 13, 60, 64], в случае признания уголовной ответственности государства «вся тяжесть правовых последствий ложится не на виновных, а на все население: за действия преступной клики должен отвечать народ» [208, с. 258].

Некоторые авторы допускают возможность установления уголовной ответственности государства в перспективе, в то время как другие отрицают такую возможность. Так, по мнению американских юристов М. Бассиоуни и К. Блейксли, «по очевидным политическим причинам ныне не подходящее время в истории, чтобы поднимать вопрос о международной уголовной ответственности государств и подчинении государств юрисдикции Международного уголовного суда. Это время еще не пришло, но оно придет по мере того, как мир становится все более взаимозависимым» [103, с. 6]. Напротив, как полагают И.И. Лукашук и А.В. Наумов, несмотря на то, что ответственность порождается нарушением норм международного уголовного права, ответственность государства является международно-правовой, а нс уголовно-правовой: «При нарушении любых норм международного права государство может быть субъектом только международно-правовой ответственности» [344, с. 70].

Последнее из высказываний подтверждается сложившейся международной практикой и действующими нормами международного права (об этом упоминалось в п. 1.3). Государство, очевидно, не может быть субъектом уголовной ответственности (по крайней мере, в обозримом будущем).

Вместе с тем, мы разделяем позицию тех авторов [7, с. 91-92, 87; 240, с. 89-90], которые признают теоретическую и практическую значимость обоснования специального режима политической ответственности государств за международные (в том числе военные) преступления, если эти преступления совершены в рамках государственной политики, носят крупномасштабный характер. К элементам данного специального режима следует отнести принудительный характер такой ответственности, наличие специального юрисдикционного органа, возможность применять к государству-правонарушителю (совершившему международное преступление) возмещение, превышающее причиненный материальный ущерб. Представляется, что создание нормативно-правовых основ, включающих в себя материальные и процессуальные аспекты реализации такого рода ответственности (подчеркнем еще раз - политической) будет способствовать упорядочению международных отношений и охране международного правопорядка, исключению (или по крайней мерс, минимизации) случаев неправового (как по своим основаниям, так и в плане реализуемых мер) воздействия . Примечательно, что даже те ученые, которые не признают концепцию уголовной ответственности государства (их большинство) допускают возможность подвержения его «наказанию». Так, Ю.М. Колосов оговаривает, что «наказание» в данном случае не является уголовной мерой в том смысле, в каком таковая понимается во внутреннем уголовном праве, а представляет собой «наказание» особого рода, характерное лишь для международных отношений [259, с. 59-60].

Ранее термин «международное преступление» в контексте ответственности государств использовался Комиссией международного права. Так, ст. 19 одного из проектов статей об ответственности государств, озаглавленная «Международные преступления и правонарушения» в п. 2 гласила: «Международно-противоправное деяние, возникающее в результате нарушения государством международного обязательства, столь основополагающего для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества, что его нарушение рассматривается как преступление международным сообществом в целом, составляет международное преступление»²²³. Комиссия среди международных преступлений нс назвала военные преступления как таковые, и в том числе с применением оружия массового уничтожения, что, в свою очередь, встретило обоснованную критику со стороны ученых в области международного права [384, с. 55].

• 222 К такого рода неправовому воздействию следует, по всей видимости, отнести гуманитарное вмешательство, а также его различные модификации (обосновываемые доктриной стран НАТО) [284. с. 26-30].
• 23 См.: Ежегодник Комиссии международного права. - 1976.- Т. II (часть вторая).- С. ПО.

В нынешней редакции Проекта статей об ответственности государств отсутствует указание на международные преступления, и используется компромиссная формулировка «Серьезные нарушения обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права», причем, как полагают ученые, данная формулировка в принципе отражает ту же идею, что и «международное преступление» [342].

В ряде случаев существует тесная связь между международным правонарушением государства и преступлениями индивида по международному уголовному праву, особенно должностного лица. Здесь, как отмечает Е.Н. Трикоз, государство может нести ответственность за не- иредотвращение преступного деяния или за ненаказание виновных, либо может нести безусловную ответственность (например, в случае агрессии) [566, с. 55]. В соответствии со ст. 91 Дополнительного протокола I 1977 г. сторона, находящаяся в конфликте, которая нарушает положения Женевских конвенций или настоящего Протокола, должна возместить причиненные убытки, если к тому есть основание, она несет ответственность за все действия, совершаемые лицами, входящими в состав ее вооруженных сил^[4]. В Решении Межамериканского суда по правам человека 1989 г. по делу В. Родригеса, в частности, говорилось, что «согласно международному праву, государство несет ответственность за действия или упущения своих агентов, совершенные или допущенные ими в их официальном качестве, даже если эти агенты превысили свои полномочия или нарушили внутреннее право»^[5].

В проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, принятого Комиссией международного права на своей сорок третьей сессии в 1991 г. в первом чтении, статья 5, озаглавленная «Ответственность государств», предусматривала: «Судебное преследование какого-либо лица за преступление против мира и безопасности человечества не освобождает государство от ответственности по международному праву за действие или бездействие, вменяемое этому государству»^[6]. В проекте Кодекса, принятого Комиссией международного права на своей сорок восьмой сессии, сг. 4 гласит: «Ответственность отдельных лиц за преступления против мира и безопасности человечества, предусмотренная в настоящем Кодексе, никоим образом не влияет на ответственность государств по международному праву»^[7].

Представляется, что первый вариант формулировки более удачен. Значение данной нормы в том и состоит, что она признает связь между преступлением против мира и безопасности, совершенным отдельным физическим лицом, и действием или бездействием, которое вменяется конкретному государству; формулировка же ст. 4 проекта Кодекса в его нынешней редакции эту связь по сути игнорирует. Заметим, что на 46-й сессии Комиссии международного права была высказана правильная мысль о необходимости четко указать в проекте данной статьи, что «судебное преследование какого-либо лица за преступление против мира и

безопасности человечества не исключает ответственности государства

228

по международному праву» .

Вопрос о возможности юридического лица нести уголовную ответственность в связи с его причастностью к совершению международных, в том числе, военных преступлений, также вызывает споры. Так, некоторые авторы [442, с. 29; 386, с. 106] допускают се, при этом обращается внимание на то, что вред, причиняемый деятельностью юридического лица, значительно превышает вред, который может быть нанесен физическим лицом^{[8] [9] [10] [11] [12] [13] [14]}. Противники распространения на юридических лиц уголовной ответственности [208, с. 257; 298, с. 82; 705, р. 526], в свою очередь, обосновывают свою позицию тем, что установление такой ответственности не соответствует основным принципам уголовного права - принципам личной и виновной ответственности.

Между тем, нужно учитывать, во-первых, что уголовная ответственность юридических лиц установлена в уголовном праве многих государств (США, Франция и др.) [407, с. 194-205]; некоторыми отечественными учеными ставится вопрос о необходимости установления ответственности юридических лиц в российском уголовном праве [421, с. 43-49]. А.С. Никифоров подчеркивает, что основаниями признания за организацией статуса субъекта преступления и уголовной ответственности за него являются специфические в таких случаях причинная связь и вина. Поскольку организация делегирует своему управляющему органу принятие и исполнение стратегических и оперативных решений, такие решения и основанное на них поведение по своей юридической сути являются решениями и поведением организации (данный орган и образующие его лица - alter ego юридического лица, его «другое я») поэтому

230

она и должна нести ответственность * .

Во-вторых, вопрос об уголовной ответственности юридических лиц ставится в международно-правовых документах [4, с. 151-154; 20; 69, с. 945-952]. Выше уже приводился пример признания Нюрнбергским трибуналом преступными ряда организаций фашистской Германии. Начиная с 1970-х годов идея уголовной ответственности юридических лиц получает новое звучание. Так, в Стокгольмской декларации Конференции ООН но окружающей среде 1972 г. говорилось о необходимости признания ответственности со стороны граждан и обществ, а также со стороны предприятий и учреждений на всех уровнях^[15]. В Руководящих принципах в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в контексте развития и нового экономического порядка 1985 г. есть предписание: «Государства-члены должны рассматривать вопрос о предусмотренное™ уголовной ответственности не только для лиц, действовавших от имени какого-либо учреждения, корпорации или предприятия но и для самого учреждения, корпорации или предприятия путем выработки соответствующих мер предупреждения их возможных преступных действий и наказания за них»^{[16] [17]}. Впоследствии уголовная ответственность юридических лиц была предусмотрена в Международной Конвенции о борьбе с финансированием терроризма 1999 г. (ст. 5) и Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности 2000 г. (ст. 10).

Международная уголовная правосубъектность юридических лиц - транснациональных корпораций признавалась в одном из вариантов проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, подготовленном Фондом по учреждению Международного уголов-

233

ного суда , однако в тех вариантах, которые рассматривались и принимались Комиссией международного права (1991, 1996 г.) юридические лица не упоминаются.

В проектах Устава Международного уголовного суда также можно обнаружить изменение позиции по данному вопросу. Так, в 1950-х годах

комитеты ООН по международной уголовной юстиции отказались от разработки положения об уголовной ответственности юридического лица ввиду различного отношения к нему национальных законодательств. В то же время было указано, что уголовная ответственность корпораций не исключается ни в теории, ни в судебной практике^[18].

Возможность юридических лиц нести уголовную ответственность признавалась в проекте Статута Международного уголовного суда, подготовленного М. Бассиоуни по поручению временного рабочего комитета Комиссии ООН по правам человека по Южной Африке в целях реализации статьи V Конвенции против апартеида^[19].

В проекте Устава Международного уголовного суда, представленного на обсуждение государств ст. 23 прямо закрепляла положение о том, что Суд обладает юрисдикцией в отношении юридических лиц, за исключением государств, когда совершенные преступления были совершены от имени таких юридических лиц или их органами или представителями. Однако в процессе обсуждения этого проекта выявились серьезные расхождения во мнениях относительно целесообразности включения в Устав данного положения, некоторые делегации придерживались мнения, что компромиссным вариантом решения проблемы могло бы стать включение положений только о гражданской или административной ответственности юридических лиц^[20]. В действующем Статуте Международного уголовного суда (ст. 25) закреплено положение о том, что Суд обладает юрисдикцией в отношении физических лиц; анализ Статута позволяет сделать вывод, что юрисдикция Суда не распространяется на преступные действия юридических лиц, в том числе, межгосударственных объединений.

Обобщение изложенного позволяет согласиться с мнением Е.Н. Трикоз о том, что на современном этапе развития международного уголовного права отсутствует необходимая ясность в определении понятий государства и межгосударственных объединений, а также собственно юридических лиц как субъектов международного преступления [566, с. 57].

Между тем, если концепция уголовной ответственности государства выглядит уязвимой с точки зрения основополагающих принципов современного международного права, и речь здесь должна идти о специальном режиме политической ответственности суверенного субъекта международного права, то вопрос об уголовной ответственности юридических лиц (в первую очередь, юридических лиц внутригосударственного нрава, неправительственных организаций, частных военных

компаний^{[21] [22]}) вполне может быть переведен в практическую плоскость. Официальное признание юридических лиц субъектами уголовной ответственности по международному уголовному праву отвечает потребностям адекватного реагирования международного сообщества на факты преступных нарушений (в том числе военных преступлений) со стороны коллективных образований, позволит более последовательно и эффективно реализовывать задачи международного уголовного права и про-

248

цесса .

Заметим, что Следственный комитет РФ опубликовал проект Федерального закона «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с введением института уголовноправового воздействия в отношении юридических лиц». Данный законопроект, как отмечают С.С. Арбузов и С.П. Кубанцев, тяготеет к компромиссному варианту- предпринимает попытку внедрить в российское уголовное законодательство способы применения мер уголовноправового характера к юридическим лицам, которые в судебном порядке признаны причастными к совершению преступления [23, с. 99-106].

• [1] “IS Нюрнбергский трибунал не поддержал обвинение лишь в отношении правительственного кабинета, генерального штаба и верховного командования, посчитав, что количество входивших в эти организации лиц настолько мало, что без каких-либо затруднений их члены могут предстать индивидуально перед судом без вынесения решения опреступной организации [427, с. 503].
• [2] На это обратил внимание Ю.В. Петровский [446, с. 113].
• [3] [503, с. 6-8]
• [4] Аналогичная норма содержалась уже в Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной 1907 г. (ст. 111). - См.: Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений. - М.:Международный комитет красного креста, 1995. - С. 14.
• [5] Inter-American Court on Human Rights. Ser. C. - 1989. - № 4. - Para. 170.
• [6] См.: Ежегодник Комиссии международного права. 1991. Т. II (часть вторая), п. 173.
• [7] 22 Доклад Комиссии международного права о работе се сорок восьмой сессии (6 мая -26 июля 1996 г.)// Генеральная Ассамблея. Официальные отчеты. Пятьдесят перваясессия. - Доп. № 10 (А/51/10). - С. 42.
• [8] См.: Док. ООН А/49/10. - С. 130.
• [9] См.: Волжснкин В.Б. Уголовная ответственность юридических лиц. - СПб., 1998. - С. 6-9.
• [10] т См.: Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно
• [11] правовой теории // Государство и право. - 1994. № 6. - С. 65.
• [12] Анализ проблемы введения в российском уголовном законодательстве института уго
• [13] ловной ответственности юридических лиц проведен в ряде современных работ [23,
• [14] с. 99-106; 81; 438, с. 8; 625, с. 43-45 и др.].
• [15] См.: Действующее международное право. - М, 1997. - Т. 3. - С. 682-684.
• [16] См.: Сборник стандартов и норм ООН в области предупреждения преступности иуголовного правосудия: официальное издание. - Нью-Йорк, 1992. - С. 34.
• [17] Проект относил к числу международных преступлений транснациональных корпораций нарушение суверенитета государства, в котором корпорации осуществляют своюдеятельность, над естественными ресурсами и всей экономической деятельностью наего территории; несоблюдение национального законодательства государства, в которомони действуют; несоблюдение целей экономического развития такого государства, контрактных обязательств или нежелание их заменить, если контракт с правительствомбыл заключен в условиях явного неравенства сторон; нарушение социальных и культурных целей и ценностей таких государств; вмешательство во внутренние и внешниедела и многое другое. - См.: The Code of Talloires. Report on the Seminar on a Code ofCrimes and Universal Criminal Jurisdiction. Santa Barbara, 1991. P. 16-22.
• [18] Док. ООН А/2645. - С. 14.
• [19] UN Doc. E/CN.4/1426.
• [20] UN. Doc. A/CONF. 183/2/Add. I. - 14 April 1998. - P. 51.
• [21] Термин «частная военная компания» появился в США во второй половине XX в., всвязи с тем, что государственные органы (Министерство обороны, Государственныйдепартамент) занялись передачей военных и охранный функций, традиционно принадлежащих органам публичной власти, частным военным и охранным компаниям. Первые частные военные компании занимались сопровождением грузов военного назначения, обслуживанием военной техники, однако, начиная с середины 1980-х годов, ихфункции существенно расширились и стали включать, в том числе, участие в осуществлении «гуманитарных» операций. Так, одна из наиболее известных военных компанийMilitary Professional Resources Incorporated (MPRI, создана в 1986 г.) является крупнейшей базой военных специалистов и регионатьных военных экспертов в США. Сотрудники MPRI имеют богатый опыт участия в региональных конфликтах. В списке самыхизвестных операций - помощь военных сотрудников MPRI Колумбии, помощь в обучении хорватской армии и организация ее операций в 1995 г., помощь вооруженнымсилам Либерии, а также албанским боевикам в Македонии, помощь Освободительнойармии Косово в Албании (1998-1999 гг.) и Македонии (2000-2001 гг.). Другая частнаявоенная компания Blackwater (создана в 1996 г., в 2009 г. переименована в XeServicesLLC) имеет много подразделений, дочерних предприятий, тренировочных баз, расположенных как в США, так и в других странах. Основные доходы компания получает отучастия во всевозможных военных конфликтах, примерно 90% прибыли компании поступает от контрактов, заключенных с правительством США. Эта организация была задействована в операциях, следствием которых явилась гибель гражданских лиц в Багдаде. Как отмечают исследователи, годовой оборот частных военных компаний исчисляется сотнями миллиардов долларов и постоянно растет, в то время, как их правовойстатус четко не определен, что затрудняет юридическую оценку их транснациональныхдействий [367; 551, с. 46-48]. Высказывается вполне обоснованное на наш взгляд мнение о том, что такого рода компании представляют собой «реконструированную формуорганизованного корпоративного наемничества, которая соответствует потребностямприменения передового военного опыта в нарастающих внутренних конфликтах» [747].
• [22] На это обращают внимание многие авторы [7, с. 95; 240, с. 83; 4, с. 151-154].