Утрата слабых редуцированных
§ 62. Утрата <ъ, ь) начинается с их устранения в морфологически изолированной позиции, где они не имели никакого морфологического значения, — в предударных корневых слогах и в абсолютном конце слова. Процесс утраты изолированных редуцированных начался рано, еще до вторичного смягчения согласных, но затем на время приостановился в связи с начавшимся вторичным смягчением и перераспределением фонемных признаков между (ъ) и (ь) (два столь важных синтагматических преобразования не могли проходить одновременно, иначе бы нарушилась фонетическая структура словоформ).
По рукописям видно, как постепенно увеличивалось число корней, способных последовательно опускать (ъ, ь): от 2—3 в начале XI в. (ПМХ1, ОЕЮ56), 10—12 в конце XI в. (АЕ1092, М95, М96, М97, ПАХ1) до 20—30 в конце XII в. (ЕКХП, УСХП, ME 1215). Одновременно с этим увеличивалось количество пропусков изолированных: в ПМХ1 их почти нет, в М95 их около 30, в ME12I5 на 795 пропусков (ъ, ь) приходится всего 521 случай их сохранения, в МХИ (ъ, ь) 586 раз опускаются и 143 раза сохраняются.
Общий список корневых морфем, содержавших изолированные (ъ, ь), дать невозможно, так как это зависит от содержания памятника; из наиболее частых укажем: бъчела, въдова, въноукъ, въторои, вьсь, вьчера, гъноути, дъва, доньдеже, зъло, къдгъ, кънига, кънязь, къто, мьнихъ, мьнгъ, мьнгъти, мъногъ, пьсати, пътица, пыиеница, рътуть, сьдгъ, тъгда, тъкмо, чыпи, чьто. В случае вьсь и зъло можно было бы предполагать слабую позицию (ср.: вьсь, зълъ), однако для древнерусского языка это не так. До XIV в. рукописи сохраняют написание всь (им. п.) (и все: в новгородских рукописях вхе полкъ, все Псковъ, все градъ), сильную форму местоимения и восстанавливают либо со слоговым <в>, либо с прояснением конечного <ь) под ударением, т. е. <^е). Зто местоимение, благодаря своим просодическим свойствам (оно могло входить в сочетание с другими словами как клитика), имело фонетически неустойчивое ударение, а фонологически не имело его вовсе, потому что клитики все были не маркированными по ударению служебными словами. С корнем зъл- положение может быть таким же, да и вообще форма зълъ (род. п. мн. ч.) очень редка, а само слово зъло не по всем русским рукописям XI в. утрачивает корневой <ъ).
Поскольку устранение изолированных (ъ, ь) являлось чисто фонетическим процессом, то и последовательность звуковых сочетаний, типов корней, в которых <ъ, ь) сокращались или, напротив, длительно сохранялись, определяется чисто фонетически. В. М. Марков показал, что утрата (ъ, ь) прежде всего происходила в таких сочетаниях согласных, которые одновременно с тем могли вызывать появление «новых» (ъ, ь),ср.: кънигы в ПМХ1 и «новый» <ъ) в претъкънеши в АЕ1092; мъного в ПМХ1
и мънасъ (‘древняя монета’) в заимствовании из греческого; дъв/ъ в ПМХ1 и дьвижения в ДЕ1164 и др. В. М. Марков же заметил, что именно воздействие «новых» (ъ, ь) приводило к ранним устранениям и слабых (ъ, ь). Например, в сочетании один из редуцированных имел морфологическое значение, а другой, возникший в результате второго полногласия, нет (ср. тьрьнъ > *tbrn) на письме он мог изображаться, но мог и опускаться, -поскольку морфологически был подвижным элементом корня. Поэтому в сочетаниях типа *гьп происходило устранение (ь) и в слабой (не только изолированной) позиции, поскольку эта позиция была «нарушена» действием «нового» <ь); ср. в М95 опущение (ь) только в сочетаниях типа вгьрно, мирною, правовгьрно, даже творче, творчь. Те же примеры встречаются до XII в., ср. в Мин.XII, где пропуск (ь) в суффиксе (511 раз) обусловлен сочетаниями типа вгьрный, мирно, умный и др., тогда как прочие сочетания сохраняются (3424 раза). «Разрушительная» роль «новых» (ъ, ь) здесь несомненна, фонетическая последовательность изменения заключается в неуклонном распространении «новых» (ъ, ь) в соответствии с законом открытого слога, который, таким образом, изменял функциональную ценность фонем (ъ, ь). Замечено, что в приписках писцов изолированные (ъ, ь) сохранялись дольше, чем в переписываемом ими тексте,—до середины XII в. Общее фонематическое сохранение (ъ, ь) в системе поддерживало исконные (ъ, ь) во всех прочих положениях, и в произношении они еще могли присутствовать; более того, они должны были присутствовать из-за действия закона открытого слога.
Однако имелись и особые фонетические условия, способствовавшие сохранению изолированных (ъ, ь). Дольше всего обозначение гласности сохранялось в положении после (в) (= ш); так, в ГБXI наиболее устойчивы корневые морфемы вьдов-, въноук-, вьс-, вътор-, вьчер-, ковьчег--, слово въселеная впоследствии дает даже вариант оуселеная, вьсь в рукописях XII в. (в отличие от более ранних) стремится к стабилизации с обязательным (ъ) (в Мин.ХП 143 раза сохраняются изолированные (ъ, ь), в том числе 110 раз в корне вьсь-). В конце XIII — начале XIV в. изолированные (ъ, ь) сохраняются в таких сочетаниях согласных, из которых первый был взрывным и мог бы утратиться в результате устранения гласности;
ср.: дъжг, дъжг-, Дънгьпр-, Згс/с-, дъч- в СН1Л; б&/?-, дб/?-, пб/?-, обыц-, тбж-, тъсн-у тъщ- в Выг.ХП. Только после формирования корреляции согласных по звонкости — глухости стали возможны сочетания взрывного с последующим согласным и произошло фонетическое устранение редуцированных в этом фонетическом окружении (см. § 85).
§ 63. В слабых позициях фонетическая утрата (ъ, ь) постепенно подготавливалась теми же условиями: принципиальная возможность соответствующего сочетания согласных в языке и спорадическое наполнение этого сочетания «новыми» (ъ, ь). Например, сочетания ск> сму CHy cm возможны в системе, они входят в одну морфему (например, в суффиксы -ьс/с, -ьств), но с недавнего времени по закону открытого слога могут разрежаться вставочными (ъ, ь): оусъмареу письменьхъ. Именно в таких сочетаниях функциональная ценность исконных (ъ, ь) сразу уменьшается, они также становятся подвижными элементами фонетического слова, не имеющими морфологического значения. Так появляются произношение и написание скончати} смотргьтиу смьрти, ство- рити (на месте съкончатиу съмотргьтиу съмьрти, сътворити)у в суффиксальных именах десный, присно, ясно (на месте ясьно) и т. п.
На стыке двух слов положение осложняется, если предлог оканчивается согласным (бвЗу въз} из и др.): перед гласными и сочетаниями согласных эти согласные развивали дополнительную гласность, передавая ее «новым» (ъ): ср. безЪу изъ и т. п. уже в ОЕЮ56, М95, М96, М97, ГБХ1 и др. Эта новая гласность могла давать и гласный полного образования: безооскжденипу безо оца, изообоиь. в ГБХ1; изи истьлпниа в ПМХ1 и др. Становилась возможной фонетическая ассимиляция (ъ, ь) следующим гласным. Межслоговой сингармонизм направлял слабые редуцированные в этом направлении, и с середины XI в. мы в изобилии встречаем написания типа близокоуу водовЫу золобйу кото у весемоуу въземетЬу агницйу висиу двириу кърмичаЯу питицамиу прелищаиу мылвы> чютоущихЪу пвлюшоус и др. Примеры типа безбожиныяу различиныхъ, формы именительного падежа единственного числа вьськоземьнЪу чьсти} млюшоусь показывают, что в подобных написаниях отражается фонетическая ассимиляция слабых гласных сильным (а вовсе это не описка, как можно было бы думать на основании примеров золоба или весе ми). Появление их совпадает со вторичным смягчением полумягких согласных и действием межслогового сингармонизма (середина XI — вторая половина XII в.). После падения редуцированных архаические формы с «прояснившимися» слабыми редуцированными сохранились в культовом языке (например, у старообрядцев).
В фонематическом толковании процесса подобные случаи весьма важны. Они демонстрируют окончательную утрату редуцированными всех их фонематических признаков, их готовность к совмещению с другими гласными. Поскольку (ъ, ь) были средневерхними, оказалось возможным их смешение и с верхними (в рукописях с (ы,оу, и)), и со средними ((о, е)), но окончательное совпадение и с теми и с другими невозможно без разрушения сложных морфонологических отношений, сложившихся в древнерусском языке. Направление слияния определилось не фонетическим сходством (ъ) с (у, ы, о), а морфологической функцией <ъ) в системе. К середине XII в. и по парадигматическим, и по функциональным признакам (ъ, ь) были близки к (о, е). Например, они вступали с этими гласными в морфологические чередования, а в некоторых особо важных морфемах даже дублировали друг друга; ср. флексию творительного падежа единственного числа, выражаемую двояко: столомь — столъмь, лицемь — лицьмь. Так же как (о—е), (ъ—ь) были слабо противопоставлены друг другу и могли выступать как варианты одной флексии в зависимости от твердости — мягкости предшествующего согласного. Последнее после вторичного смягчения полумягких было особенно важным. Все это постепенно подталкивало (ъ, ь) к (о, е), так что к началу XII в. смешение слабых (ъ, ь) с гласными верхнего подъема почти исчезает из рукописей, сохраняются только некоторые лексикализованные корни.
Нет ничего удивительного в том, что именно (ъ, ь) (раньше (ъ, ь)) привели к совпадению с (о, е). Слабая позиция — это позиция нейтрализации фонологического противопоставления, именно в такой позиции выявляется направление последующего изменения фонемы. В данном случае нейтрализация
показывает, что редуцированный гласный являлся маркированным членом оппозиции, поэтому именно он и исчезает в результате нейтрализации в слабой позиции.
На то, что утрата слабых редуцированных долго регулировалась морфонологически, указывают случаи длительного сохранения их вплоть до XIV в., а затем даже прояснение их в ряде морфем.
В сложных сочетаниях согласных слабые (ъ, ь) утрачивались в зависимости от фонологической ситуации, складывавшейся в системе. Например, два взрывных рядом или взрывной в соседстве со щелевым сохраняли редуцированный вплоть до XIV в.: ср. корневые морфемы типа бъве-, жъж-, къзн-, лъж-, тъщ- и др. в ПА1307 и других рукописях этого времени. То же происходило на стыке с суффиксом; ср.: естьство, рожьство, которые дали незакономерное (е) в современном литературном языке (естество, рожество)-, суффиксальный (ь) в -ьск, -ьств в северных говорах сохранялся до XIX в. То же имело место при начальном сонанте; ср.: Мисти- слава, отместившеся в Ип.1425; Мистишинъ, въ мегно- веньи ока в Лавр. 1377; мегла, мезда в других рукописях XIV в. Сильными были те редуцированные, которые имели особое грамматическое значение; например, одно: сложные нъ, тъ, сь на фонетической стадии изменения приводили к образованию форм но, то, се; ср.: то в Лавр. 1377 (часто); се же король в Ип.1425 и др. (в значениях ‘тот’ и ‘сей’).
Несомненно столкнулись церковнославянские и русские формы произношения, с этого времени навсегда разграничив два языка. В таких словах, как возопити, оуповати, бисера, вертепа, скрежета и др., поначалу происходили закономерные устранения слабых редуцированных: ср.: возни в Лавр. 1377; оупвание в А1220; бисра, вертъпы, скрежьта в ЕС1377. Но впоследствии церковнославянскими (а потому и литературными русскими) стали «полные» формы этих слов. Способствовала тому старая церковная традиция, согласно которой в подобных словах слабые (ъ, ь) прояснялись в большинстве русских рукописей еще в XI в.; ср.: оупъвати в ГБХ1, но оуповати в И73, АЕ1092, ДЕ1164, ЖН1219, УСХП и др. Благозвучие высокого стиля произношения воспрепятствовало фонетическому изменению и привело к стилистическому его регулированию.
