НЕМНОГО ОБ ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА И О ВОЗНИКНОВЕНИИ ЕГО ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЕЙ
Наверное, самым ранним стилистическим ощущением человека является возникновение представления о ситуации общения как о выходящей за рамки обыденного. Благодаря этому ощущению на фоне бытового общения возникает «высокое» общение, требующее использования необычных слов и выражений — слов иностранного происхождения или архаизмов, необычно звучащих, иногда даже не вполне понятных рядовому человеку.
В древности на Руси роль такого небытового — литературного? — языка выполнял церковнославянский язык. Уже одно то, что этот язык был письменным, существенно повышало его социальный статус. Впрочем, поскольку письменность была быстро освоена местным населением (известны берестяные грамоты начала XI в. нецерковного содержания), это преимущество быстро перестало иметь значение. Более важна иная особенность нашего первого литературного языка: на церковнославянском языке говорили и писали о возвышенных предметах, в первую очередь о Боге.
Можно ли назвать церковнославянский язык литературным для Руси XI в.? Не вполне. «Литературный язык — основная разновидность национального языка; общий исторически сложившийся язык, обработанный мастерами слова и потому принимаемый за образцовый. Литературный язык характеризуется нормированностью, причем норма в нем кодифицируется и сознательно культивируется, функциональной многогранностью (литературный язык способен обслуживать все сферы деятельности и представляет собой систему функциональных стилей, каждый из которых включает в себя группу жанров), полнотой форм (устной и письменной) и видов (монологического и диалогического) речи, социальной престижностью» ([Матвеева 2003]). На Руси церковнославянский язык имел высочайший социальный статус, но не был общенациональным средством общения, и совершенство ему придавали изначально не русские мастера слова (тогда, наверное, в роли таковых выступали сказители вроде Бояна, знакомого нам по «Слову о полку Игореве»), а болгарские переводчики с греческого. Кроме того, церковнославянский язык не обслуживал всех сфер деятельности и публичного общения наших предков. Зато он был ориентирован если не на норму, то на эталон: учились ему, читая, заучивая и переписывая богослужебные книги, причем любое отклонение от эталона осуждалось.
К примеру, ученик первопечатника Ивана Федорова, Андроник, после которого осталось больше книг, чем после его учителя, получил прозвище Невежа — за то, что в его книгах встречались огрехи. Общество скорее было готово мириться с непонятностью, неправильностью перевода священных текстов, нежели с тем, что эталон может быть изменен по желанию их современника. Собственно, спор вокруг обновленного перевода богослужебных книг стал основной причиной раскола.
Только много позже, когда церковнославянский язык заметно смешался с собственно древнерусским и когда он стал употребляться в качестве просто книжного, а отнюдь не богослужебного языка, он приобрел все черты полноценного литературного языка. А каков же был его статус изначально?
Будучи языком богослужения, церковнославянский язык выполнял сакральную функцию. При огромном сходстве с теми диалектами, на которых говорили наши предки, желающий овладеть церковнославянским языком должен был специально учиться: в этом языке использовалось множество слов и понятий, описывающих систему христианских представлений об устройстве мира (ангел, дьявол, грех, искушение и т.п.), предметы, используемые при богослужении (крест, просфора, епитрахиль и т.п.). В процессе обучения формировалось сообщество посвященных — профессионалов. Рядовые верующие приобщались к церковнославянскому языку, посещая церковные службы, заучивая молитвы. Как видим, налицо все признаки функционального стиля.
А можно ли >тверждать, что подобная ситуация сохраняется и сейчас? Пожалуй, не совсем. Основное отличие заключается в том, что — во многом из-за 70-летнего господства атеистической идеологии, а также из-за приверженности многих россиян к нехристианским конфессиям — лишь небольшая часть социума является воцерковленной, так что соответствующая специфическая лексика и фразеология незнакома большинству россиян даже пассивно. Сейчас религиозный стиль включен в систему общенародного языка не в полном объеме: как функциональный стиль он существует только в языке верующих христиан, хотя часть элементов, характерных для религиозных жанров (проповедей, молитв и др.), знакома многим невоцерковленным носителям русского языка по художественной литературе. Впрочем, общество сейчас меняется, возвращается к национально-религиозным традициям, так что значимость этого стиля возрастает.
Задумаемся: как только основные элементы и структуры церковнославянского языка стали использоваться вне богослужения и вне общения на религиозные темы (иными словами, расширилась сфера употребления церковнославянского языка, он обрел новые функции) — этот язык утратил статус функционального стиля и стал частью общенационального литературного языка.
Параллельно с церковнославянским языком на Руси существовали местные диалекты, на которых люди общались в быту, и некий «стандартный древнерусский язык», по-видимому, ориентированный на столичный говор, каковым до XIV в. был киевский, а позже владимиро-суздальский и московский (см. [Зализняк 1995]).
Каковы были функции этого «стандартного» древнерусского языка? А.А. Зализняк пишет, что в Новгородской земле стандартный древнерусский язык употреблялся «главным образом при составлении официальных документов — политических (договоры и т.п.) и юридических» ([Зализняк 1995], с. 3); наверное, похожая ситуация наблюдалась и в других диалектных зонах. Естественно предположить, что «стандартность» древнерусского языка обусловлена тем, что любые официальные документы удобнее всего писать «по образцу» (сходство ситуаций предполагает сходство текстов). Постоянно встречающиеся в документах выражения и конструкции со временем превращались в языковые клише, которые менялись гораздо медленнее, чем живой разговорный язык. Именно эти «малоподвижные» элементы сформировали со временем деловой стиль, ставший вторым (после языка богослужения, церковнославянского) функциональным стилем русского языка. Примечательно, что вплоть до советской эпохи сферы употребления делового языка оставались практически неизменными: государственное и прочее делопроизводство, юриспруденция, межгосударственные отношения.
Можно с немалой степенью вероятности предположить, что в иных культурах к возникновению письменности привела в свое время именно необходимость закрепить особенно значимые устные договоренности (создать юридический документ). В русской же культуре появление письменности связано с проникновением на Русь христианства. И все-таки буквально сразу после появления письменности наши предки стали составлять юридические документы — договоры, завещания, описи приданого, долговые расписки. Примечательно, что юридические документы изначально писали не на церковнославянском языке, а на существенно отличном от него собственно древнерусском. Так что две древнейшие функциональные разновидности русского языка, со временем ставшие основой русского литературного языка, возникли и развивались параллельно. Закономерно, что не все ранние тексты были религиозными: в 14 из 25 текстов берестяных грамот древнейшего периода (XI — первая четверть XII в.), разбираемых А.А. Зализняком в книге «Древненовгородский диалект», обсуждаются юридические и финансовые отношения (см. [Зализняк 1995]).
В дальнейшем тематика письменных текстов расширялась: помимо юридических и богословских, возникали исторические, медицинские трактаты, художественные тексты. В XVII—XVIII вв. стали появляться описания вновь открываемых земель, развиваться естественные науки. Так формировались научный стиль речи и язык художественной литературы. Примерно во второй половине XVIII в. общество начало осознавать сам факт существования литературного языка, устанавливать и фиксировать его нормы. Начало XIX в. ознаменовалось тем, что благодаря А.С. Пушкину и А.С. Грибоедову в литературный язык вошли многие слова и выражения бытового разговорного языка, лишенные отрицательных коннотаций. Позже Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский и — в особенности — М.Е. Салтыков-Щедрин ввели в художественную речь (а через нее и в литературный язык) и отдельные элементы языка документов, не слишком коробившие языковое чувство. Элементы научного языка начали проникать в литературный язык еще с XVIII в., но только в XX в. этот процесс стал по-настоящему активным.
Литературный язык продолжает развиваться, и человек, небезразличный к родному языку, внимательно прислушивается к речи окружающих, вчитывается в тексты книг, журналов, газет, чтобы почувствовать «ветер перемен».
Итак, функциональные стили — это исторически сложившиеся функционально дифференцированные речевые воплощения национального языка, призванные обеспечивать речевую коммуникацию в рамках того или иного вида человеческой деятельности. Они не имеют жестких границ, меняются со временем и являются одним из источников, благодаря которым развивается литературный язык.
