РУССКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ДО И ПОСЛЕ 1917 г.
Культурологическая мысль в России в качестве самостоятельной отрасли знаний развивалась с опозданием и имела ряд особенностей, обусловленных прежде всего пограничным положением русских между Европой и Азией, а также их неповторимым духовным миром. «Противоречивость русской души, — справедливо подчеркивал Н.А. Бердяев, — определялась сложностью русской исторической судьбы и противоборством в ней восточного и западного элементов»[1].
Становление отечественной культурологии характеризовалось следующими особенностями. Во-первых, подобно Западу и под влиянием таких мыслителей, как Кант, Гегель и Шеллинг, она делала первые шаги в недрах философии и художественной литературы. Иными словами, основы новой науки закладывали первые русские философы и вся классическая литература в лице таких ее корифеев, как Гоголь, Толстой, Достоевский. Во-вторых, понимание сущности культуры было в России теснейшим образом связано с религиозным видением мира, в частности с православием и шире — с христианством. В-третьих, культурологическая мысль часто носила патриотический характер, была преимущественно сосредоточена на раскрытии своеобразия исторических судеб России, а следовательно, нередко переплеталась с политикой. И, наконец, в-четвертых, на нее оказывали огромное влияние происходившие в стране резкие социальные сдвиги и революционные катаклизмы, глубочайшими из которых стали события 1917 г. Ни в одной стране Запада или Востока не существовало таких длительных и устойчивых дихотомий, как славянофильство и западничество, шлейф которых тянется до наших дней; таких духовных движений, как религиозное подвижничество и народничество; таких социальных типов, как юродивые, «святые» старцы и странники; таких уже более поздних порождений идеологического фанатизма, как большевизм и сталинизм.
В отличие от рассудочной Западной Европы с ее эпическими героями — Роландом, Сидом и Зигфридом, представлявшими французское, испанское и немецкое рыцарство под девизом «Душу — Богу, жизнь — королю, сердце — даме, честь — мне самому!», Киевская Русь подарила миру былинных богатырей во главе с Ильей Муромцем, безбоязненно споривших на равных с князем Владимиром Красное Солнышко, обличавших «кособрюхих бояр» и лихо сшибавших маковки церквей. В фольклоре России, как ни у одного другого народа, любимейшим персонажем стал крепкий задним умом Иванушка-дурачок, обводящий вокруг пальца недоумка царя и власть имущих. И не случайно современный американский культуролог Д. Биллингтон, имея в виду характерное для нашей истории противоборство православия и бунтарства, считает главными символами русской культуры икону и топор.
Первые попытки самоосознания специфики русской национальной культуры восходят к реформам Петра I, когда было «прорублено окно в Европу» и русские задумались над тем, «какие они» и «какие мы». В XIX—XX вв. зарождавшаяся культурологическая мысль получила новые импульсы в результате таких крупных исторических событий, как Отечественная война 1812 г. и восстание декабристов, отмена крепостного права, три русские революции, неоднозначный для национальной культуры послеоктябрьский период «социалистического строительства», Великая Отечественная война 1941 — 1945 гг. и последующий этап возобновленного приобщения к мировому целому, когда на очередном витке истории с новым содержанием опять возрождается старый спор между славянофильством и западничеством. Все эти повороты национальной судьбы самым непосредственным образом отражались на состоянии культуры и выдвигали людей, стремившихся ответить на вопросы: в чем неповторимость нашей духовной истории и куда мы идем?
Из славной и многочисленной плеяды русских мыслителей, ставивших перед собой подобную задачу, выделим лишь самых крупных, до последнего времени недостаточно оцененных, а то и прямо вычеркнутых советской цензурой из духовного обихода. Большинство этих имен принадлежат консервативному и религиозному направлениям общественной мысли, и их взгляды ныне нуждаются в переосмыслении. Что касается наиболее представительных культурных деятелей «демократического лагеря», таких, как В. Белинский, А. Герцен, Н. Чернышевский и Н. Добролюбов, то они у нас широко известны, изучаются даже в средней школе, и поэтому специально останавливаться на их идеях нет нужды. Правда, нелишне вспомнить, что один из них — Н.Г. Чернышевский — звал народ «к топору», а второй — В.Г. Белинский, — называвший православие «гнусным», предвосхитивший практику большевизма, небрежно заметил: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью. Да и что кровь тысяч в сравнении с унижениями и страданиями миллионов?»[2]
