Анализ отношений собственности в инфраструктуре экономики России

Существование инфраструктуры как обособленной сферы экономики России предполагает специфические отношения собственности как на ресурсы, используемые в процессе труда в инфраструктуре, так и на сам продукт труда, что непосредственно влияет на параметры функционирования данной сферы.

Несмотря на современное признание права собственности в качестве одного из базовых прав человека, его толкование довольно продолжительное время имело предосудительный характер. Вот как высказывался относительно собственности церковный писатель и богослов Василий Великий (Basil of Caesarea, ок. 330—379): «Захватив все общее, обращают в свою собственность... Если бы каждый, взяв потребное только для своей нужды, излишнее предоставлял бы нуждающимся, никто не был бы богат, никто не был бы скуден. ... Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что от случая, то ты безбожник...

А если признаешь, что это от Бога, то скажи причину, ради которой получил ты... Для чего же ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение?»¹.

Легитимация^{[1] [2]} собственности произошла в европейской цивилизации с реформой христианства: в Германии и Скандинавских странах — Мартином Лютером (Martin Luther, 1483—1546), в Швейцарии, Франции и Великобритании—Ульрихом Цвингли (Ulrich Zwingli, 1484— 1531) и Жаном Кальвином (John Calvin, 1509—1564). KXVIII в. победа протестантизма привела к утверждению новой хозяйственной этики, в рамках которой признавались: естественность стремления к богатству; моральное право стремиться к повышению благосостояния; священность и неприкосновенность частной собственности, частной жизни человека и самой его личности. Результатами такой системы ценностей стало то, что к XVIII в. страны, где победила реформация: Швейцария, Нидерланды, Англия, — оказались самыми богатыми странами Европы. В то же время страны, где победила контрреформация и сохранила господствующие позиции католическая церковь: Италия, Испания, Австрия, Польша, — отставали в хозяйственном развитии и долго оставались беднее протестантских^[3].

Необходимо отметить, что попытки делигитимации и делегализации института частной собственности осуществлялись как теоретически, так и практически на всем протяжении истории Европы, прежде всего утопистами¹. Достаточно упомянуть диалог «Государство» («ПоХгтв а») Платона (Plato, 428 или 427 г. до н. э. — 348 или 347 г. до н. э.), «Утопию» Томаса Мора (Thomas More, 1478—1535), «Город Солнца» Томмаззо Компанеллы (Tommaso Campanella, 1568—1639), «Христианполь» Иоганна Валентина Андреэ (Johannes Valentinus Andreae, 1586—1654), «Закон свободы» Джерарда Уинстэнли (Gerrard Winstanley, 1609—1676), «Базилиаду, или Кораблекрушение плавающих островов» и «Кодекс природы, или Подлинный дух ее законов» Этьенна- Габриэля Морелли (Etienne-Gabriel Morelly, 1717 — ?), учения Анри Сен-Симона (Henri de Saint-Simon, 1760—1825) и Шарля Фурье (Charles Fourier, 1772—1837), «Путешествие в Икарию» Этьена Кабэ (Etienne Cabet, 1788—1856). В практической плоскости такие попытки выражались в создании следующих движений: ордена миноритов (терциариев) Франциска Ассизского (Francis of Assisi, 1182—1226), движения пата- ренов (XIII в.) Джерарда Сегарелли (Gerard Segarelli, ок. 1240—1300), катаров и вальденсов — альбигойских обществ, существовавших в Альбигойской провинции на юге Франции в X—XIII вв., лоллардов (XIV в.) Джона Уиклифа (John Wycliffe, 1328—1384), таборитов (XV в.) в Чехии, государства иезуитов в Парагвае (1618 или 1638—1773), поселении Этьена Кабэ (Etienne Cabet, 1788—1856) в США. Нельзя также не отметить деятельность Роберта Оуэна (Robert Owen, 1771—1858) в Нью- Ленарке (Шотландия)^{[4] [5]}.

В XVIII—XIX вв. утопические учения уступили место социалистическим, которые отличались не только предложениями по устройству будущей жизни общества, но и критическим анализом существующих систем. Отношение к институту частной собственности со стороны социалистов хорошо отражается в высказывании Пьера Жозефа Прудона (Pierre-Joseph Proudhon, 1809—1865), который в своем произведении «Что такое собственность?» (What is property?, 1840) воскликнул: «Собственность — это кража»^[6].

Несмотря на существовавшее противодействие, история шла по пути легитимации собственности. Функционирование института собственности в хозяйственной практике требовало соответствующего законодательного оформления. В настоящее время распространена точка зрения¹, согласно которой «страны с рыночной экономикой заимствовали многие понятия, касающиеся формирования и реализации права собственности, из римского права (в том числе признаки права)». Право собственности отличается следующими признаками:

• 1. индивидуалистическое, предоставляемое отдельным личностям (или семьям);
• 2. либеральное, при котором обладатель собственности обладает максимально возможным набором прав, включая право на передачу своих прав другому субъекту;
• 3. исключающее, вводящее жесткое разделение общества в отношении конкретного блага на владельцев и невладельцев.

Дальнейшее развитие прав собственности, в том числе институционально закрепленное, разделилось на два основных направления: континентальное и англосаксонское. Первое течение считало «необходимой концентрацию всех прав собственности на объект в руках одного владельца, рассматривая случаи рассредоточения правомочий среди нескольких лиц как феодальные пережитки. Ее классическим воплощением стал Кодекс Наполеона, где частная собственность провозглашалась не только «священной и неприкосновенной», но и «неограниченной и неделимой». В противоположность этому англосаксонская правовая традиция удержала многие институты феодального права, допуская, в частности, возможность раздробления собственности на какой-либо объект на правомочия нескольких лиц»^{[7] [8]}.

Одной из наиболее известных разработок в области англосаксонской правовой традиции можно считать концепцию права собственности английского экономиста А. М. Оноре (А. М. Нопоге, род. 1921), который включил в «пучок» прав следующие отношения^[9]:

• 1. право владения (the right to possess), т. e. исключительного физического контроля над вещью;
• 2. право пользования (the right to use), т. e. личного использования вещи;
• 3. право управления (the right to manage), т. e. решения о том как и кем вещь может быть использована;
• 4. право на доход (the right to the income), т. e. на блага, проистекающие от предшествующего личного пользования вещью или от разрешения другим лицам пользоваться ею (иными словами — право присвоения);
• 5. право на «капитальную ценность» вещи (the right to the capital), предполагающее право на отчуждение, потребление, промотание, изменение или уничтожение вещи;

• 6. право на безопасность (the right to security), т. e. иммунитет от экспроприации;
• 7. переносимость (the power of transmissibility), т. e. право на переход вещи по наследству или по завещанию;
• 8. бессрочность (the absence of term), т. e. неустановленная продолжительность действия чьих-либо прав собственности;
• 9. запрещение вредного использования (the prohibition of harmful use), т. e. обязанность воздерживаться от использования вещи вредным для других способом;
• 10. ответственность в виде взыскания (liability to execution), т. е. возможность отобрания вещи в уплату долга;
• 11. остаточный характер (residuary character), т. е. ожидание «естественного» возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи или в случае утраты ею силы по любой иной причине.

Ставший классическим подход А. Оноре имеет множество дополнений. Так, существует мнение, что «лишь при введении ожидаемого права собственности (которое подразумевает идею установления действительного права по собственной инициативе и вопреки принятым нормам) мы можем говорить о полной спецификации прав собственности на ресурсы»¹.

В то же время для отечественной юридической сферы более характерен подход, разработанный еще древнеримской юриспруденцией. В соответствии с ним право собственности рассматривается как одно из вещных прав, к которым, кроме самого права собственности, относятся^{[10] [11]}:

• 1. право пожизненного наследуемого владения земельным участком;
• 2. право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком;
• 3. сервитуты — права ограниченного пользования чужим земельным участком — могут «устанавливаться для обеспечения прохода и проезда через соседний земельный участок, прокладки и эксплуатации линий электропередачи, связи и трубопроводов, обеспечения водоснабжения и мелиорации»^[12];
• 4. право хозяйственного ведения имуществом;
• 5. право оперативного управления имуществом.

Содержание самого права собственности заключается в том, что «собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом»¹. По нашему мнению, тесно связана с пониманием содержания собственности классификация данной категории, которая в юридических отраслях осуществляется по следующим признакам:

1) по типу собственника и видам (объектам) имущества, которые могут находиться в собственности, на^{[13] [14]}:

а. частную форму собственности;

б. государственную форму собственности;

в. муниципальную форму собственности;

г. иные формы собственности;

2) по субъектам права собственности на^[15]:

а. собственность граждан;

б. собственность юридических лиц;

в. собственность Российской Федерации;

г. собственность субъектов Российской Федерации;

д. собственность муниципальных образований;

3) по основной цели своей деятельности на^[16]:

а. собственность коммерческих организаций — юридических лиц, преследующих извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности, которая, в свою очередь, подразделяется на:

i. собственность хозяйственных товариществ; й. собственность хозяйственных обществ;

iii. собственность производственных кооперативов;

iv. собственность государственных и муниципальных унитарных предприятий;

б. собственность некоммерческих организаций — юридических лиц, не имеющих извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности и не распределяющих полученную прибыль между участниками, которая, в свою очередь, подразделяется на:

i. собственность потребительских кооперативов; и. собственность общественных и религиозных организаций (объединений);

ш. собственность благотворительных, иных фондов и других форм;

4) по виду прав учредителей (участников) в отношении образованных ими юридических лиц на:

а. собственность юридических лиц, в отношении которых их участники имеют обязательственные права: хозяйственные товарищества и общества, производственные и потребительские кооперативы;

б. собственность юридических лиц, на имущество которых их учредители имеют право собственности или иное вещное право: государственные и муниципальные унитарные предприятия, а также финансируемые собственником учреждения;

в. собственность юридических лиц, в отношении которых их учредители (участники) не имеют имущественных прав, т. е. вещных или обязательственных: общественные и религиозные организации (объединения), благотворительные и иные фонды, объединения юридических лиц (ассоциации и союзы).

Если правовое понимание собственности является однозначным вследствие его институционального оформления в виде принятых и действующих законов, то в экономической трактовке данного феномена наблюдается множественность и динамизм представлений, однако базовыми являются теоремы R Г. Коуза (R. Н. Coase, род. 1910) и Р. А. Познера (R. A. Posner, род. 1939), которые вместе с Г. Калабрези (G. Calabresi, род. 1932) и Г. Г. Манном (Н. G. Маппе, род. 1928) считаются создателями «экономического анализа права» («Law and Economics»)¹. Напомним, что согласно теореме Р. Коуза если издержки осуществления обмена отсутствуют, то вне зависимости от первоначального распределения права собственности на ресурсы, в конечном счете, путем взаимовыгодного обмена перейдут к наиболее эффективному собственнику^{[17] [18]}. Несмотря на значительное количество критических работ, которые подвергают сомнению как теоретическую обоснованность самой теоремы, что проявляется в утверждениях: «...идея использования экономического анализа и коузианской концепции взаимодействия (reciprocity) для решения рассматриваемых судами проблем в области социальных, политических или моральных прав, сопряжено с рядом трудно разрешимых проблем»^[19], так и возможности ее практического применения^[20], она является определенной вехой в изучении институционального устройства экономической жизни.

Теорема Р. Познера применима для ситуации существования значительных издержек обмена (транзакционных издержек) и заключается в том, что первоначальное распределение прав собственности играет определяющую роль, поскольку, даже будучи неэффективным, может быть стабильно в силу высоких издержек осуществления взаимовыгодного обмена.

Наконец, в области современной статистической деятельности основой определения содержания собственности и ее классификации служит Общероссийский классификатор форм собственности (ОКФС).

Согласно данному документу «под формой собственности понимаются законодательно урегулированные имущественные отношения, характеризующие закрепление имущества за определенным собственником на праве собственности». Для обработки статистической информации используются следующие группировки форм собственности¹:

• 1. российская собственность;
• 2. государственная собственность;
• 3. федеральная собственность;
• 4. собственность субъектов Российской Федерации;
• 5. муниципальная собственность;
• 6. собственность общественных организаций (объединений);
• 7. частная собственность (включая собственность потребитель ской кооперации);
• 8. смешанная российская собственность без иностранного участия;
• 9. иностранная собственность и смешанная собственность с совместным российским и иностранным участием;
• 10. государственная и муниципальная собственность;
• 11. негосударственная собственность.

Освещение развития прав собственности позволяет осуществить попытку выявления специфики собственности в инфраструктуре. Проблемы трансформации отношений собственности в инфраструктуре имеют довольно долгую историю в отечественной экономической науке. Одним из первых подобных исследований можно считать произведение А. И. Чупрова, затрагивающее вопросы собственности в области железнодорожного транспорта.

На основе анализа обширного фактического материала о функционировании железнодорожного транспорта и его конкурентов: гужевых перевозок, водных путец сообщения, морского транспорта, речного транспорта — в Англии, Франции, Северной Америке, Австрии^{[21] [22]} А. И. Чупров приходит к выводу, что «к железным дорогам не применим тот объективный регулятор провозных цен и прибыли, который для всех других отраслей промышленности указывается политической экономией в виде соперничества»^[23]. Кроме того, проведенное А. И. Чупро- вым исследование опыта регулирования цен на железнодорожные перевозки методами установления фиксированных тарифов и тарифов, меняющихся «при достижении прибыли известного предела»¹, показало неэффективность этих способов: в первом случае — из-за постоянно «изменяющихся условий времени и обстоятельств»^{[24] [25]}, во втором — из-за того, что подобная мера «лишает... железные дороги... обычных мотивов к деятельности... и налагает на правительство невыполнимую задачу, которая приведет... или к обману публики (to delude the public) через формальную и ни на чем не основанную санкцию тарифов самих компаний, или к изъятию из рук компаний управления их собственными делами» вследствие необходимости правительственного контроля того, «действительно ли произведены... расходы»^[26]. На этом основании А. И. Чупров приходит к выводу, что «рано или поздно явится необходимость передать железные дороги в заведывание государства»^[27]. В то время в России «существующие концессии допускают двоякий способ перехода железных дорог в руки государства: а) ... по окончании срока концессии и б) выкуп со стороны государства», и наибольший интерес представлял для исследования второй способ. Существовавшие в то время в Германии, Франции и России условия предполагали выкуп железной дороги через «капитализацию ее чистого дохода; различия заключаются лишь в условиях этой капитализации»^[28]. В частности, во Франции и России «государство обязалось при выкупе вносить среднюю прибыль семи последних лет во все время до истечения срока концессии, т. е., — при наступлении права выкупа через 20 лет по устройстве дороги и при обычном сроке концессии от 80 до 90 лет, — в течение 60—70 лет». Кроме того, «прибыль, служащая основанием для выкупа, не может быть менее суммы гарантированного правительством дохода»^[29]. Такие условия привели к тому, что если правительство «вздумало бы выкупить в 1869 году Московско-Рязанскую дорогу ... государство ... в течение 65 лет ... внесло бы почти в 14 раз больше против действительно сделанной затраты»^[30]. Подобные соглашения не представляются А. И. Чупрову эффективными главным образом потому, что «чистый доход железных дорог всего ближе подходит, по своему экономическому происхождению, к поземельной ренте. Как источником ренты служат не труд и капитал владельца земли, а природные, помимо его воли созданные свойства почвы; так доход собственников железной дороги вытекает не из затраты труда и капитала, а из посторонних, вне предприятия лежащих естественных и социальных условиях»^[31]. Следовательно «к железнодорожному хозяйству не применяется ни одно из тех экономических оснований, на которых обычно опирается предпринимательский доход. Поэтому сохранять прибыли дороги за ее владельцами не представляется, в случае выкупа последней, никаких мотивов»¹. В результате А. И. Чупров приходит к выводу, что более эффективной является схема выкупа по «действительной их стоимости», когда правительство принимает на себя «покрытие долга по облигациям» и возвращение «акционерам номинальной стоимости акций»^{[32] [33]}. При таких условиях в случае выкупа государством той же Московско-Рязанской дороги сумма выкупа составила бы 1/12 суммы по реально существовавшим условиям^[34]. Таким образом, «через установление права выкупа на изложенных выше основаниях, государство имело бы в своих руках могучее средство регулировать прибыль и провозные цены частных компаний, не вмешиваясь в их дела и не обставляя железнодорожного хозяйства стеснительными узаконениями»^[35].

Актуальность анализа современной структуры отношений собственности обусловлена тем, что «отсутствие у граждан ясного понимания того, кто, в каком объеме и на каком основании имеет право распоряжаться хозяйственными активами в российском обществе, прямо или косвенно блокирует важные инициативы в экономической и социальной политике, а потому препятствует модернизации страны и общества»^[36].

В первую очередь, рассмотрим участие государства в инфраструктуре, измеряемое количеством организаций в государственной собственности.

В общем, в 2005—2010 гг. наблюдается тенденция к снижению участия государства в экономике России (Рис. 2.1.19), поскольку за исследуемый период доля организаций государственной формы собственности уменьшилась с 9,2 % в 2005 г. до 7,8 % в 2010 г., т. е. на 15,2 % к доле 2005 г. За этот же период среднегодовое относительное снижение составило 3,3 %.

В целом, несмотря на имевший место рост в 2007 г., можно говорить о наличии тенденции к снижению государственного участия в супраструктуре в 2005—2010 гг. (Рис. 2.1.20): за анализируемый период соответствующий удельный вес снизился с 5,4 % в 2005 г. до 4,7 % в 2010 г., т. е. в общем на 13,6 % к доле 2005 г. За этот же период среднегодовое относительное снижение составило 2,9 %.

Рис. 2.1.19. Участие государства в экономике России в 2005—2010 гг.,

% организаций.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Рис. 2.1.20. Участие государства в супраструктуре экономики России в 2005—2010 гг., % организаций.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Необходимо отметить, что участие государства как в экономике в целом, так и инфра- и супраструктуре можно анализировать не только по распределению числа организаций, но и по распределению численности работников. Более того, по нашему мнению, распределение численности занятых между государственным и негосударственным секторами отражает реальные позиции государства, в отличие от первого подхода, который отличается определенным формализмом.

Динамика участия государства в супраструктуре экономики России является разнонаправленной: за 2005—2008 гг. доля работников снизилась на 8,6 % к уровню 2005 г., за 2009 г. — увеличилась на 2,7 % к уровню 2008 г. Однако общая положительная тенденция не изменила общего понижательного тренда: за исследуемый период доля работников государственных организаций снизилась с 19,5 % в 2005 г. до 18,3 % в 2009 г. За этот же период среднегодовое относительное снижение составило 1,6 %.

Динамика участия государства в супраструктуре экономики России является разнонаправленной (Рис. 2.1.23): за 2005—2008 гг. доля работников снизилась на 8,6 % к уровню 2005 г., за 2009 г. — увеличилась на 2,7 % к уровню 2008 г. Однако данная положительная тенденция не изменила общего понижательного тренда: за исследуемый период доля работников государственных организаций снизилась с 19,5 % в 2005 г. до 18,3 % в 2009 г. За этот же период среднегодовое относительное снижение составило 1,6 %.

Рис. 2.1.21. Участие государства в инфраструктуре экономики России в 2005—2010 гг., % организаций.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Рис. 2.1.22. Участие государства в экономике России в 2005—2009 гг., %

работников.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

В 2005—2009 гг. наблюдается тенденция к снижению участия государства в инфраструктуре экономики России (Рис. 2.1.24), поскольку за исследуемый период доля работников организаций государственной формы собственности уменьшилась с 72,5 % в 2005 г. до 69,2 % в 2009 г., т. е. на 4,6 % к доле 2005 г. За этот же период среднегодовое относительное снижение составило 1,2 %.

Таким образом, проведенные расчеты по определению участия в государства на основе распределения работников, показывают, что, во-первых, позиция государства более значительная, чем представлялось по данным о распределении числа организаций, во-вторых, уход государства из экономики является менее стремительным.

Определение долей государственного участия в функционировании инфраструктуры позволяет понять текущее положение, но не дает критерии для оценки сложившейся ситуации. В то же время результаты некоторых современных исследований свидетельствуют не в пользу расширения государственного участия: «Повышение факторной продуктивности народного хозяйства, задающей тенденцию долгосрочного роста ВВП, началось, когда доминирующая часть российской экономики стала частной»^[37] и «Финансовые результаты компаний российского нефтегазового сектора трудно считать аргументом в пользу преимуществ государственной собственности. Задолженность государственных предприятий в 2006 году превысила аналогичный показатель у частных. Российский опыт подтверждает: государство — неважный менеджер, коррумпированное государство — тем более»^[38]. По нашему мнению, проверке истинности данного утверждения может способствовать расчет показателей интегральной эффективности ведения хозяйственной деятельности на основе частного или государственного управления. В качестве такого показателя может выступить удельный вес удельный вес убыточных организаций в общем числе организаций.

Рис. 2.1.23. Участие государства в супраструктуре экономики России в 2005—2009 гг., % работников.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Рис. 2.1.24. Участие государства в инфраструктуре экономики России в 2005—2009 гг., % работников.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

В динамике удельного веса убыточных организаций всех форм собственности можно выделить два периода (Рис. 2.1.25): понижательный и повышательный. В течение первого периода, продолжавшегося с 2003 г. по 2007 г., удельный вес убыточных организаций снизился с 39,5 % в 2003 г. до 25,6 %, в течение второго — повысился до 27,9 %.

Аналогичная тенденция прослеживается в частном секторе со снижением доли убыточных организаций с 38,8 % в 2003 г. до 25,2 % в 2007 г. и последовавшим повышением до 27,2 % в 2009 г. В то же время в государственном секторе экономики России снижение удельного веса убыточных организаций продолжалось несколько более продолжительный период с понижением доли с 43,1 % в 2003 г. до 28,8 % в 2008 г. и ростом в 2009 г. до 30,6 %. Разница между долями убыточных организаций в государственном и частном секторах достаточно неоднородна и варьировалась от минимальных 3,2 % в 2008 г. до максимальных 6,3 % в 2004 г., составив в среднем 4,6 %.

Рис. 2.1.25. Удельный вес убыточных организаций государственной, частной и смешанной собственности по экономике России в целом

в 2003—2009 гг., %.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

В динамике удельного веса убыточных организаций в супраструктуре экономики России также наблюдаются два аналогичных периода (Рис. 2.1.26). Так, доля убыточных организаций снизилась с 38,6 % в 2003 г. до 25,0 % в 2007 г. и затем увечилась до 27,6 % в 2009 г. В частном секторе данная тенденция проявляется в снижении удельного веса убыточных организаций с 39,0 % в 2003 г. до 25,3 % в 2007 г. и росте до 27,5 % в 2009 г. В государственном секторе снижение удельного веса продолжалось в течение более продолжительного периода. Так, доля убыточных организаций снизилась с 42,8 % в 2003 г. до 27,0 % в 2008 г. с последовавшим повышением до 28,9 % в 2009 г. Поведение разницы между долями убыточных организаций в государственном и частном секторах характеризовалось отсутствием ярко выраженной тенденции и составило максимально 4,8 % в 2004 г., минимально — 1,1 % в 2008 г., в среднем — 3,5 %.

В инфраструктуре экономики России динамика доли убыточных организаций характеризовалась наличием двух тенденций (Рис. 2.1.27): к снижению (с 2003 г. по 2007 г.) и к росту (с 2007 г. по 2009 г.). В течение первого периода доля убыточных организаций снизилась с 42,2 % до 27,3 %, в течение второго — повысилась до 28,8 %. В частном секторе инфраструктуры экономики России снижение продолжалось с 2003 г. по 2008 г., когда доля убыточных организаций снизилась с 38,3 % до 24,8 %. 2009 г. характеризовался ростом удельного веса до 26,7 %. В то же время в государственном секторе удельный вес убыточных организаций снизился с 43,9 % в 2003 г. до 31,0 % в 2007 г. с последовавшим ростом до 35,3 % в 2009 г. В 2003—2009 гг. разница между долями убыточных организаций в государственном и частном секторах инфраструктуры экономики России являлась достаточно неоднородной и варьировалась от минимальных 5,6 % в 2008 г. до максимальных 10,0 % в 2004 г., составив в среднем 8,0 %. В то же время такую разницу авторы считают значительной, поскольку она превышает аналогичную разницу по экономике в целом в 1,7 раза, по супраструктуре — в 2,3 раза.

Рис. 2.1.26. Удельный вес убыточных организаций государственной, частной и смешанной собственности в супраструктуре экономики России

в 2003—2009 гг., %.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Проведенные расчеты наводят на мысль о целесообразности перенесения центра проводящейся в России приватизации с супраструктуры на инфраструктуру, доля которой в ежегодном количестве приватизированных в 2003—2009 гг. предприятий составляла в среднем 14,2 % (Рис. 2.1.28).

Имеющиеся данные позволяют выделить два повышательных этапа в динамике приватизации, первый из которых наблюдался в течение 2003—2006 гг., второй — в течение 2007—2009 гг.

В рамках первого повышательного периода число ежегодно приватизируемых инфраструктурных имущественных комплексов государства увеличилось с 42 ед. в 2003 г. до 94 ед. в 2006 г., т. е. в 2,2 раза к величине показателя в 2003 г. При этом ежегодное относительное увеличение числа приватизируемых комплексов составило 30,8 %.

В рамках второго повышательного периода число ежегодно приватизируемых инфраструктурных имущественных комплексов государственных организаций увеличилось с 41 ед. в 2007 г. до 77 ед. в 2009 г., т. е. в 1,9 раза к величине показателя в 2007 г. При этом ежегодное относительное увеличение числа приватизируемых комплексов составило 37,0 %.

Рис. 2.1.27. Удельный вес убыточных организаций государственной, частной и смешанной собственности в инфраструктуре экономики России в 2003—2009 гг., %.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Рис. 2.1.28. Приватизация имущественных комплексов государственных организаций в России в 2003—2009 гг., ед.

Источник: рассчитано авторами по данным Росстата

Планы приватизации федерального имущества на 2010—2013 гг. (Рис. 2.1.29) предусматривают увеличение объемов приватизации: так, в 2010 г. по сравнению с 2009 г. будет приватизировано в 1,6 раза больше предприятий, в 2011—2013 гг. — в 2,3 раза больше по сравнению с 2009 г. Доля инфраструктурных предприятий в общем количестве приватизируемых^[39] останется на уровне 2009 г., однако превысит средний уровень 2003—2009 гг. в 1,5 раза.

Единственным препятствием на пути увеличения темпов приватизации инфраструктуры является сравнительная незащищенность прав собственности, на которую указывают данные международных исследований. В первую очередь, нас интересуют сравнения, проводимые Международным экономическим форумом (the World Economic Forum, WEF) и Альянсом прав собственности (the Property Rights Alliance, PRA), который c 2007 г. рассчитывает и публикует международный индекс прав собственности (the International Property Rights Index, IPRI).

Puc. 2.1.29. План приватизации федерального имущества России на 2010—2013 гг., ед.

Источник: рассчитано авторами по данным Правительства России^[40]

Определение уровня защищенности прав собственности согласно действующей методике WEF^[41] предполагает сбор и анализ двух типов данных: международных первичных данных (hard data) и результатов опросов общественного мнения сотрудников (the Executive Opinion Survey) частных компаний, которые в 2009 г. были проведены в 133 странах. Оценка уровня развития прав собственности проводится на основе опроса общественного мнения сотрудников. Результаты опроса представляют собой шкалу с минимальным значением «1», означающим чрезвычайную неразвитость механизмов защиты прав собственности, и максимальным значением «7», что предполагает абсолютную защищенность прав собственности.

Данные WEF последних лет (2007—2010 гг.) свидетельствуют, во-первых, о наличии достаточно низкого уровня защищенности прав собственности в России, во-вторых, об отсутствии тенденций к улучшению сложившейся ситуации. Если в 2007—2008 гг. индекс защищенность прав собственности в России составлял 70,2 % от среднемирового, то в 2009—2010 гг. — 65,9 % от среднемирового. Одновременно ранг России снизился со 122-го из 134 стран в 2007—2008 гг. до 128-го из 139 стран в 2009—2010 гг.

Сравнительный анализ положения России по данным WEF также показывает отставание страны в различных экономических группировках, в частности, в группе постсоветских экономик (Рис. 2.1.30) и стран BRIC (Рис. 2.1.31).

Рис. 2.1.30. Развитость защиты прав собственности в России и некоторых странах бывшего СССР в 2009 г.

Источник: WEF

Рис. 2.1.31. Уровень защищенности прав собственности в России и остальных странах BRIC в 2007—2010 гг.

Источник: WEF

Так, если в 2007—2008 гг. уровень защищенности прав собственности в России составлял 73,7 % от среднего по странам BRIC уровня, то в 2009—2010 гг. — 69,1 % от среднего по странам BRIC уровня.

Данные о защите прав собственности в России, приводимые WEF во многом схожи с результатами исследований, проводимых Международным альянсом прав собственности PRA. В то же время рассчитываемый данной организацией индекс IPRI представляется более неоднородным, что приводит к необходимости рассмотреть его подробнее. Структура IPRI включает десять переменных, которые объединены в три группы:

1) правовая и политическая среда (Legal and Political environment, LP):

а. независимость судебной системы (judicial independence);

б. верховенство закона (rule of law);

в. политическая стабильность (political stability);

г. контроль над коррупцией (control of corruption);

Рис. 2.1.32. Международный индекс прав собственности IPRI в 2010 г. в России и некоторых странах бывшего СССР

Источник: PRA

2) права материальной собственности (Physical Property Rights, PPR):

а. защита прав материальной собственности (protection of physical property rights);

б. регистрация собственности (registering property);

в. доступ к кредитам (access to loans);

3) права интеллектуальной собственности (Intellectual Property Rights, IPR):

а. защита прав интеллектуальной собственности (protection of intellectual property rights);

б. патентная защита (patent protection);

в. нарушение авторских прав (copyright piracy).

Согласно данным PRA в механизмах защищенности прав собственности наблюдается некоторое улучшение: так, международный индекс прав собственности для России увеличился с 3,2 балла в 2007 г. до 4,3 балла в 2010 г.

Положение России в составе экономических группировок, в частности постсоветских экономик и стран BRIC, выглядит еще более уверенным: если в 2007 г. уровень защищенности прав собственности составлял 74,0 % от среднего по странам BRIC уровня, то в 2010 г. — уже 86,0 %. Как отмечают сами исследователи, «IPRI по России увеличился в 2010 г. вследствие последовательного, хотя и умеренного увеличения всех составляющих»^[42]. При этом наибольшее увеличение наблюдалось в таком показателе, как правовая и политическая среда (LP), составившем по сравнению с 2009 г. 0,2 пункта.

Рис. 2.1.33. Международный индекс прав собственности IPRI в 2007— 2010 гг. в странах BRIC.

Источник: PRA

Таким образом, трансформация отношений собственности в сторону увеличения доли негосударственных организаций в инфраструктуре экономики России должно осуществляться комплексно — в сочетании с развитием защищенности прав собственности.

• [1] Майбурд, Е. М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров. 2-е издание. М. : Дело, 2000. ISBN 5-7749-0172-6. С. 48.
• [2] «Воспользовавшись представлениями, выработанными в рамках новой институциональной эко — номической теории, можно сказать, что легализация связана с формальными, тогда как легитимация — с неформальными механизмами признания чьих-либоправ на что-либо». Можно также сказать, что «легальность — это соответствие конкретным нормам позитивного права (писанного закона), в то время как легитимность —это соответствие более общим метаправовым принципам, из которых в конечном счетевырастает само формальное право и которое оно призвано воплощать и выражать.Несмотря на то, что анализируемый исторический период характеризуется, вопервых,нереализованностью принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, во-вторых, неразделимостью светской и религиозной власти и соответственно устанавливаемых ими норм,... легальность собственности, т. е. соответствиеписаным законам, являлась основой европейской цивилизации». См. Собственность безлегитимности? Капелюшников, Р. [ред.] Л. И. Абалкин. 3, М. : Красная звезда, 2008 г.,Вопросы экономики, стр. 85—105. ISSN 0042-8736. С. 86, 89.
• [3] С использованием Майбурд, Е. М. Введение в историю экономической мысли.От пророков до профессоров. 2-е издание. М. : Дело, 2000. ISBN 5-7749-0172-6. С. 58—60.
• [4] Предлагаются следующие отличия утопической мысли от экономической: 1) экономическая мысль имела целью познание жизни ради практического использованияего результатов, а утопическая мысль имело целью непосредственно практику, минуястадию познания мира и часто предполагая эту стадию уже пройденной; 2) мысль экономиста направлена на какую-то одну сторону действительности — притом не всей,а лишь экономической ее сферы. Мысль утописта принципиально охватывает все стороны жизни людей, все моменты общественного устройства. См. Майбурд, Е. М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров. 2-е издание. М. :Дело, 2000. ISBN 5-7749-0172-6. С. 222.
• [5] С использованием: Майбурд, Е. М. Введение в историю экономической мысли.От пророков до профессоров. 2-е издание. М. : Дело, 2000. ISBN 5-7749-0172-6. С. 224—241.
• [6] Майбурд, Е. М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров. 2-е издание. М. : Дело, 2000. ISBN 5-7749-0172-6. С. 245, 260.
• [7] Например, Кокурин, Д. И. и Шепелев, В. М. Преобразование собственности:финансовое решение. М. : ИНИЦ Роспатента, 2002. С. 6.
• [8] Капелюшников, Р. И. Что такое право собственности? Институт свободы. Московский либертариум. [Online] http://libertarium.ru/l_libsb3_l-l.
• [9] См. Нопоге, А. М. Ownership, [ed.] A. W. Guest. Oxford essays in jurisprudence.Oxford : Oxford University Press, 1961, PP 112—124; Becker, L. C. Property Rights. PhilisophicFoundations. London : Routlege and Kegan Paul Ltd, 1977. ISBN 0-7100-8679-2. P. 19.
• [10] Яненко, Е. Н. Трансформация отношений собственности в строительных организациях: Автореф.на соиск.уч.степ.к.э.н.08.00.05. Новосибирск : Мастерская оперативнойполиграфии НГАСУ, 2003. С. 8.
• [11] Абова, Т. Е., и др., [ред.]. Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частям первой, второй, третьей.-Издат, 2008. ISBN 978-5-94879-931-5. С. 228, п. 1, ст. 216.
• [12] Абова, Т. Е., и др., [ред.]. Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частям первой, второй, третьей.-Издат, 2008. ISBN 978-5-94879-931-5. С. 270, п. 1, ст. 274.
• [13] Абова, Т. Е., и др., [ред.]. Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частям первой, второй, третьей.-Издат, 2008. ISBN 978-5-94879-931-5. С. 220, п. 1, ст. 209.
• [14] Там же. С. 223, п. 1, ст. 212.
• [15] Там же. С. 223, п. 2, ст. 212.
• [16] Там же. С. 67, п. 1—3, ст. 50.
• [17] Parisi, F. Coase Theorem. Legal Studies Research Paper Series. P. 5.
• [18] Коуз, P. Проблема социальных издержек. Фирма, рынок и право. М. : Дело:Catallaxy, 1993. С. 87—141.
• [19] «Coase v. Pigou» Reexamined. Simpson, В. 1, s.l. : The University of ChicagoPress, Januar 1996, The Journal of Legal Studies, Vol. 25. P. 97 ; См. также Hovenkamp,Herbert J. The Coase Theorem and Arthur Cecil Pigou. University of Iowa Legal StudiesResearch Paper. Januar 2010., 08-44.
• [20] См. Российская приватизация: подходы и последствия. Андрефф, В. [ред.]Л. И. Абалкин. 6, М. : Некоммерческое партнерство «Редакция журнала «Вопросы экономики», 2004 г., Вопросы экономики. ISSN 0042-8736. С. 192.
• [21] Соколин, В. Л., [ред.]. Методологические положения по статистике. Вып.4. М. :Госкомстат России, 2003. ISBN 5-89476-126-3. С. 13—14.
• [22] Чупров, А. И. Железнодорожное хозяйство. Его экономические особенностии его отношения к интересам страны. М. : Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1875.Т. 1. С. 263—278.
• [23] Чупров, А. И. Политическая экономия. Новороссийск : Типография Л. Шутака,1908. С. 280.
• [24] Чупров, А. И. Железнодорожное хозяйство. Его экономические особенности и егоотношения к интересам страны. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1875. Т. 1. С. 299.
• [25] Там же.
• [26] Там же. С. 301.
• [27] Там же. С. 305.
• [28] Там же. С. 308.
• [29] Там же. С. 309.
• [30] Там же. С. 310.
• [31] Там же. С. 315.
• [32] Чупров, А. И. Железнодорожное хозяйство. Его экономические особенности и егоотношения к интересам страны. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1875. Т. 1. С. 315.
• [33] Там же. С. 316.
• [34] Там же. С. 318.
• [35] Там же. С. 318—319.
• [36] Необходимость и способы легитимации крупной частной собственности в России:постановка проблемы. Явлинский, Г. 9, М.: Некоммерческое партнерство «Редакция журнала «Вопросы экономики», 2007 г., Вопросы экономики, стр. 4—26. ISSN 0042—8736.С. 4.
• [37] Гайдар, Е., Чубайс, А. О российских финансах: что за горизонтом? [авт. книги]Е. Гайдар и А. Чубайс. Экономические записки. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. ISBN 978-5-8243-1066-5. С. 32, 33.
• [38] Там же. С. 34.
• [39] Данные за 2010—2013 гг. приводятся без учета непроизводственной сферы.
• [40] Без учета непроизводственной сферы.
• [41] Schwab, К., [ed.]. The Global Competitiveness Report 2009—2010. s.l.: World EconomicForum, 2009.
• [42] Strokova, V. International Property Rights Index. 2010 Report. 2010. P. 125.