Советские модели заработной платы и пенсионного обеспечения

Организация системы заработной платы в России и СССР: 1900—1990 гг.

При рассмотрении организации системы заработной платы ключевыми вопросами являются занятость и ее формы, определяющие требования к профессиональной квалификации, возрастные и гендерные различия, интенсивность труда. Промышленная революция вызвала быстрый рост численности наемных работников, занятых на постоянной основе в текстильной, горнорудной и металлургической промышленности, а также на транспорте. Если в начале XIX в. занятость в промышленности оценивается в 25 % трудоспособного населения развитых западноевропейских стран, то к концу этого столетия такая занятость увеличилась в 2 раза, на нее приходилось 40—50 % от общей численности трудоспособного населения¹.

В России процесс индустриализации протекал с отставанием от ЭРС (примерно на 50—70 лет), поэтому удельный вес наемных работников, занятых в промышленности, не превышал 9 % от их общей численности. Так, количество промышленных рабочих в России в начале XX в. не превышало 3,5—3,8 млн человек, что было в 2 раза меньше численности крестьян, ежегодно занимавшихся сезонным трудом (отходничеством), из которых примерно половина была занята несельскохозяйственным трудом^[1] .

Столь скромный удельный вес наемных работников, занятых в промышленности страны, объясняет слаборазвитую систему общественных, социально-трудовых и страховых отношений в России, регулирующих заработную плату и всю систему трудовых доходов данной категории работающих.

Достаточно отметить, что до революции в России не велось систематического учета численности промышленных рабочих и оплаты их труда. Поэтому для получения достоверных статистических данных исследователи прибегают к отдельным выборочным обследованиям, зачастую фрагментарным и малосопоставимым данным, что требует поиска дополнительной информации в сопредельных областях, например с помощью губернских обследований, документов технической инспекции труда и судебных решений.

Известный советский ученый первой половины XX в. С. Г. Стру-милин приводит данные о численности фабрично-заводских рабочих, по которым велся учет заработной платы: в период 1900— 1914 гг. их было порядка 1,2—1,7 млн человек, т. е. примерно треть всей оцениваемой численности наемных работников. Их ежегодная заработная плата составляла от 200 до 270 руб.¹ (17—22 руб/мес., или меньше 1 руб/день). Эти показатели, приведенные С. Г. Стру-милиным, в 1,2—1,5 раза превышают данные из других источников^[2] .

Такой уровень заработной платы был крайне низким (с учетом иждивенческой нагрузки) и существенно уступал соответствующим показателям в странах Европы и США. Так, К. Пажитнов в 1890 г. отмечал, что средняя заработная плата 1 млн 342 тыс. российских промышленных рабочих составляла 207 руб/год; в США — 877; в Европе — около 600 руб.

По данным Русского технического общества, средний заработок в Санкт-Петербурге в 1908 г. составлял 312 руб/год, что в 1,5 раза выше, чем в среднем по стране. «Вестник финансов, промышленности и торговли» за 1908 г. приводил другие показатели: заработная плата немецкого рабочего равнялась 707 руб/год; английского — 936; американского — 1240 руб.

По мнению Б. Н. Миронова, хотя данные оценки требуют уточнения с точки зрения индекса цен, но в целом они близки к реальному положению дел: «По национальному доходу на душу населения в 1913 г. Россия уступала Великобритании 3,9 раза и США в 5,3 раза. Между тем, как правило, заработная плата находится в соответствии с национальным доходом... Уровень жизни в начале XX в. в России повышался, но он был тогда низким, что обусловливало повсеместное применение детского труда в промышленности. Родители пристраивали детей на фабрики любыми путями».

Аналогичные оценки величины заработной платы промышленных рабочих России (в 2—7 раз меньше по сравнению с уровнем реальной заработной платы рабочих Англии, Германии и США) в конце XIX — начале XX в. содержатся в работах Е. Н. Дементьева¹, Ф. Д. Маркузона^[3] , С. А. Фалькнера.

Указанные соотношения в уровнях заработной платы западноевропейских стран и США, пересчитанные по покупательной способности заработной платы, прежде всего по расходам на продукты питания и аренду жилья, подтверждаются и статистическими обследованиями бюджетов потребления домохозяйств в этих странах в 1908—1911 гг. Сопоставляя величины национальных индексов реальной заработной платы и ее покупательную способность, сравнимые по английским нормам, получим следующее соотношение в период 1908—1911 гг.: Англия — 100 %; Германия — 63; США — 158; Россия — 23 %.

Средние размеры заработной платы в начале XX в. в промышленно развитых странах Европы и США оцениваются западными учеными с точки зрения их покупательной способности на уровне 8—12-кратного превышения прожиточного минимума работника (ПМР).

В России средняя заработная плата промышленных рабочих, по нашим оценкам, позволяла приобретать не более 2,5—3,5 наборов ПМР и при наличии у работника 4—6 неработающих членов его семьи обеспечивала весьма скудный достаток. Примечательно, что, хотя за период с 1901 по 1908 г. номинальная заработная плата выросла на 20 % (2,8 % в год), ее покупательная способность практически не изменилась.

Важными источниками информации о реальных величинах заработной платы являются данные отчетов фабричных инспекторов о размерах возмещения вреда от несчастных случаев на производстве, а также установление фабричными присутствиями на трехлетие средней поденной зарплаты чернорабочим, которая являлась эталоном для установления годового материального вознаграждения сезонных рабочих и потерпевших на производстве из-за несчастных случаев.

Казанским фабричным присутствием 28 января 1904 г. была установлена заработная плата на период 1904—1906 гг. в размере 50 коп. в день для мужчин и 30 коп. в день для женщин (годовая величина заработной платы вычислялась умножением 260 рабочих дней на поденную заработную плату чернорабочих), что составляло 130 руб/год для мужчин и 108 руб/год для женщин¹.

Информация об аналогичных размерах заработной платы содержится в официальных документах страховых учреждений. Так, в Казанской губернии в 1900—1914 гг. заработная плата в год составляла 127—175 руб., что, по мнению фабричных инспекторов, едва обеспечивало «первостепенные нужды, не говоря уже о том, чтобы откладывать какие-либо сбережения на “черный день”»^[4] .

Заработная плата рабочих, занятых на предприятиях, находившихся под надзором фабричной инспекции, за период с 1897 по 1913 г. выросла со 187 до 264 руб/год, т. е. на 41 %, а индекс потребительских цен в Петербурге — на 27 %. Это означало увеличение за указанный период (т. е. за 16 лет) покупательной способности заработной платы на 14 %, или не более чем на 0,9 % в год, что в несколько раз ниже темпов роста производительности труда.

Это свидетельствует о крайне медленной положительной динамике роста заработной платы в России в дореволюционный период, что опровергает высокие оценки ряда отечественных исследователей относительно значительных темпов роста заработной платы в этот исторический отрезок времени.

После Октябрьской революции 1917 г., для периодов военного коммунизма, Гражданской войны, перехода к НЭПу и отказа от НЭПа были характерны кардинальные и зачастую противоречивые изменения государственной политики в сфере труда, что выражалось в формах:

• • обобществления собственности на средства производства, господства государственной собственности;
• • государственного регулирования всех сторон жизни общества и, соответственно, отказа от рыночного регулирования заработной платы, применения унифицированных методов к установлению нормативных систем заработной платы;
• • проведения экспериментов в экономической и социальной сферах, сопровождающихся хроническим дефицитом самого необходимого для жизни, голодом, резким (в разы) сокращением абсолютной численности наемных работников в промышленности и высокой инфляцией.

Только через 10 лет после Октябрьской революции 1917 г., в конце 1920-х — начале 1930-х гг., страна перешла к последовательному формированию политических, экономических и социальных основ нового общественного уклада — социализма, что потребовало применения адекватных методов регулирования заработной платы и оплаты труда. С этой целью для обоснования способов регулирования заработной платы использовалась марксистско-ленинская концепция всестороннего (фактически тотального) государственного регулирования экономической и социальной жизни общества, а также управление из «единого центра» всей производственной, трудовой и социальной сферой, а следовательно, всей жизнедеятельностью людей.

Смысл этих управленческих методов с позиции социально-трудовых отношений можно выразить следующим образом: поскольку государство при социализме выступает единым работодателем для всех наемных работников, то вполне логично, что оно устанавливает способы и механизмы регулирования всех сторон трудовой деятельности, включая заработную плату.

Во многом необходимость централизованного установления заработной платы в промышленности была связана с форсированными темпами индустриализации страны; привлечением на строительство заводов, фабрик и электростанций крестьянства, разоренного коллективизацией; выделением для этого из государственного бюджета больших объемов средств, что существенно снижало возможности для оплаты труда на стройках, фабриках и заводах.

Так, за период с 1925 по 1940 г. (т. е. за 15 лет) численность промышленных рабочих увеличилась с 9 млн до 19,7 млн человек^[5]; рост составил в среднем около 14,8 % в год. Столь высокие темпы роста численности промышленных рабочих, весьма схожие по характеру с мобилизационными мероприятиями, привлечение их для работы на государственных предприятиях, выступающих, по сути, единой государственной фабрикой, потребовали и жесткого мобилизационного типа управления заработной платой из единого центра и по единым правилам.

Наряду с жестким регулированием и минимизацией заработной платы наемным работникам, в первый период становления социалистической экономики (до средины 1950-х гг.), по мнению Е. И. Капустина, «вопросам заработной платы не уделялось должного внимания, что было характерно для периода культа личности Сталина. Так, в 1930-е гг. были ликвидированы не только центральные государственные учреждения, непосредственно занимающиеся этими вопросами, но и научно-исследовательские организации... Не проводилось никаких научных дискуссий, не было широкого обмена мнениями по ключевым вопросам организации заработной платы... В стране не существовало ни одного печатного органа, где бы специально ставились и обсуждались вопросы труда и заработной платы. Серьезный урон был нанесен научному нормированию труда. Технически обоснованные нормы выработки практически не разрабатывались, так как существовавшие условия оплаты труда, как правило, исключали их применение без поправочных коэффициентов, сводивших указанные нормы к опытно-статистическим»¹.

Для первого этапа индустриализации страны до начала 1950-х гг. было характерно углубление дифференциации заработной платы, вызванной становлением отраслей тяжелой промышленности и необходимостью закрепления кадров в этом сегменте экономики. В послевоенный период диапазоны дифференциации было признано целесообразным несколько уменьшить^[6] .

Хотя государственная политика пролетаризации рабочего класса и колхозников и обеспечивала рабочей силой промышленность СССР, но в мирных условиях была неэффективной. Проводимая индустриализация экономики в послевоенный период, широкое применение инженерного труда потребовали более внимательного отношения к регулированию заработной платы, что было признано необходимым условием для развития страны со стороны директивных органов.

В качестве важнейших направлений совершенствования организации заработной платы были поставлены две задачи:

• 1) усиление материальной заинтересованности рабочих и служащих в результатах своего труда;
• 2) сокращение различий в уровне заработной платы низко- и высокооплачиваемых рабочих.

В ходе проведения реформ 1960-х гг., направленных в основном на административно-централизованное установление размера заработной платы, становился понятным ограниченный характер централизованного регулирования. Попытка его изменить была предпринята в 1970-е гг. путем повышения самостоятельности предприятий (так называемая «косыгинская реформа»), которая в силу своей половинчатости оказалась неспособной существенно улучшить положение в области доходов населения.

Признание основателями марксизма, а впоследствии и высшим политическим руководством страны допустимости и даже необходимости использования в широких масштабах внеэкономического принуждения к труду, трудовых армий и трудовых мобилизаций в качестве нормального инструмента решения хозяйственных задач было, по сути, прямо противоположно идеям гуманного отношения к личности, которое широко декларировалось в программных заявлениях КПСС¹.

Доктрина заработной платы в советский период базировалась на принципах ее централизованного регулирования государством, унификации в отраслевом и межотраслевом разрезах, а также на отказе в 1930-е гг. от заключения коллективных договоров. Тем самым главное и наиболее существенное условие, устанавливаемое в коллективных договорах (условие о вознаграждении за труд)^[7] , было признано несоответствующим требованиям советской системы заработной платы. С этого времени говорить о реальных возможностях рабочих влиять на установление заработной платы стало затруднительно.

С 1931 г. условия оплаты труда стали определяться на основе централизованных плановых заданий. Одновременно коллективнодоговорной порядок определения тарифных ставок первого разряда, тарифных сеток и коэффициентов их увеличения (важнейших ориентиров в системе оплаты труда в советский период) был отменен. Обязательства предприятий по коллективным договорам не могли выходить за пределы директивно установленного фонда оплаты труда.

Председатель ВЦСПС Н. М. Шверник в конце 1930-х гг. так определял позицию органов управления по этому вопросу: «Когда план является решающим началом в развитии нашего народного хозяйства, вопросы заработной платы не могут разрешаться вне плана, вне связи с ним. Таким образом, коллективный договор как форма регулирования заработной платы изжил себя»¹.

Переход к тотальному государственному регулированию заработной платы в 1930 г. сопровождался повсеместным повышением норм выработки продукции и уменьшением в 1,5—2 раза заработной платы. Например, токарь в механическом цехе после проведенной процедуры перетарификации стал получать 48 руб., тогда как раньше зарабатывал 100 руб.; зарплата литейщика вместо 90 руб. стала составлять 50—60 руб. В текстильной промышленности, кроме того, прошло массовое сокращение кадров. В 1930 г. промышленность перешла на непрерывную рабочую неделю, что увеличило занятость рабочих на производстве и снизило возможность их полноценного отдыха^[8] .

Данное ухудшение материального положения семей рабочих проходило на фоне введения принудительного размещения государственных займов индустриализации, причем с рабочих и служащих ежегодно удерживалось более месячного заработка.

После перетарификации, проведенной в начале 1930 г., зарплата 60—90 руб/мес. являлась наиболее распространенной среди рабочих. Низкооплачиваемые группы рабочих получали 30—50 руб., наиболее высокооплачиваемые — порядка 180 руб/мес., что, по мнению большинства исследователей, обеспечивало весьма скудное, а для многих полуголодное существование и было существенно ниже уровня заработной платы в предвоенный период.

В последующий период централизованное регулирование заработной платы было закреплено в соответствующих нормативных документах¹ и осуществлялось только на общесоюзном уровне. Устанавливались размеры не только минимальной, средней, но и максимальной заработной платы; осуществлялся жесткий государственный контроль за соотношением роста средней заработной платы и производительности труда.

Советская парадигма организации труда и социального обеспечения базировалась на следующих постулатах:

• • доминирующая роль государства в организации, регламентировании труда и контроле за дисциплиной труда, что идеологически обеспечивалось с помощью мифологем типа «пролетарское государство», «общенародная собственность» и т. д.;
• • государственное управление экономическими и социальными процессами, а также производственной деятельностью, осуществляемое Коммунистической партией СССР (КПСС), что привело к объединению функций таких субъектов, как государство и политическая партия, государство и предприниматели, государство и финансовые институты;
• • гипертрофированное расширение предмета деятельности государства в сфере труда; функционирование особого многофункционального субъекта управления в области трудовых отношений, выступающего в качестве государства-корпорации и государства — единого работодателя;
• • тотальное преобладание государственной собственности на средства производства и ликвидация частной собственности, что позволяло минимизировать затраты на рабочую силу и направлять высокую долю ВВП на инвестиционные программы, оборону, «помощь дружественным странам», на цели «международного рабочего движения». Отмена частной собственности на средства производства^[9] перевела институциональные вопросы организации труда из экономико-трудовой в политико-идеологическую плоскость, использовав для этого марксистско-ленинскую доктрину классовой борьбы и уничтожения частной собственности как ее конечную цель;
• • государственное регулирование занятости с помощью законов и административных регуляторов, исключающих рынок труда. Взамен этого государство использовало минимизацию затрат на рабочую силу, что приводило к пролетаризации сельского и городского населения, понуждая его в силу материальной нуждаемости к трудовой деятельности в промышленности, на рабочих местах с вредными и опасными условиями труда, а также в районах Крайнего Севера и Дальнего Востока с экстремальными условиями труда;
• • активное применение государством административных мер (трудовые книжки), уголовного законодательства (например, за тунеядство, опоздание на работу и прогулы) и репрессивного аппарата для контроля за трудовой дисциплиной.

Кроме того, в послевоенный период стали использоваться такие дополнительные меры государственного регулирования заработной платы, как нормативы перевыполнения норм выработки по министерству, которые служили основой для регулярного повышения норм выработки; нормативная доля заработка в себестоимости и в оптовой цене продукции; отнесение предприятий к различным категориям, что приводило к существенному уменьшению заработной платы за одну и ту же работу инженерно-технических работников, занятых на предприятиях, относящихся к средним и небольшим по численности.

Как положительный момент в регулировании заработной платы следует отметить поддержание минимальной заработной платы в достаточно приемлемых пропорциях к средней заработной плате. В период 1960—1980-х гг. она составляла порядка 40—50 % от средней заработной платы, что является малодостижимым идеалом для постсоветского периода (не более 30 %).

Такой административно регламентированный подход сохранялся на протяжении всего советского периода. Концептуальные подходы основывались на принципах распределения по труду, планового регулирования заработной платы, ее дифференциации в зависимости от квалификации и условий труда¹, что в полной мере соответствовало регулятивной роли государства, выступавшего единым работодателем для всех наемных работников страны.

По мнению Э. Н. Соболева, в советский период в России уровни оплаты труда устанавливались не через рынок и коллективно-договорный механизм, а посредством прямого государственного регулирования через обязательную тарифную систему. Кроме того, она дополнялась системой материальных выплат (продовольственных пайков) и дополнительных материальных льгот^[10] .

Во многом это было связано с тем, что в период 1928—1958 гг. государством проводилась политика высоких темпов инвестиций в развитие промышленности, превышавших почти в 2 раза темпы роста национального дохода¹, что оставляло мало возможностей для повышения заработной платы. Например, норма инвестиций в промышленное развитие увеличилась с 8 % ВВП в 1928 г. до 19 % в 1939 г. и до 38 % в послевоенный период^[11] , т. е. беспрецедентными в мировой истории темпами: ежегодная средняя величина этих капиталовложений на протяжении 25 лет увеличивалась на 1,2 %. Таким образом, оборотной стороной бурного роста промышленности была «замороженная» заработная плата работающих, весьма скудная по размерам.

Официальная советская статистика акцентировала внимание на высоких темпах роста заработной платы, что соответствовало действительности: темпы ее роста в период 1928—1940 гг. составили 576 %. Однако реальная заработная плата была фактически заморожена. Так, темпы роста индекса розничных цен на протяжении практически всего довоенного периода опережали темпы роста заработной платы, составив совокупную величину в 634 %, что фактически не только обесценивало покупательную способность заработной платы на протяжении всего довоенного периода, но и существенно ее снижало.

Аналогичные оценки приводят многие западные и отечественные ученые. Например, Р. Аллен считает, что за период 1927— 1937 гг. реальная заработная плата в СССР снизилась на 13 % и составила 87 % от ее уровня в 1927 г.

В итоге, по оценкам ученых, заработная плата по покупательной способности была в 1940 г. в 1,5 раза ниже уровня 1913 г.; в 1947 г. — в 2,5 раза ниже, достигнув уровня 1913 г. только в 1950-е гг.

У подавляющей части населения заработная плата была весьма скромной (табл. 4.1), а темпы роста ее покупательной способности в 1913—1971 гг. составляли не более 0,9 % в год, что соизмеримо с такими же темпами в период 1900—1913 гг.

Это позволяло обеспечивать семейный доход фактически только на уровне, немного превышающем прожиточный минимум. Недостаток средств к существованию компенсировался на первых этапах советской власти карточной системой, а также высокоинтенсивным трудом, который поощрялся дополнительными выплатами (существенное перевыполнение норм выработки позволяло получать вознаграждение продуктами питания), а в дальнейшем — выплатами из общественных фондов потребления.

Таблица 4.1

Среднемесячная номинальная заработная плата рабочих и служащих по отраслям народного хозяйства в период 1940—1971 гг., руб.¹

Устойчивое опережение роста производительности труда по отношению к росту заработной платы в СССР^[12] , способствовавшее существенному занижению уровня заработной платы на протяжении большей части советского периода, приводило к тому, что она выполняла в основном лишь воспроизводственную функцию, и то не в полной мере, поскольку не обеспечивала расширенное воспроизводство городского населения. Об этом свидетельствует структура расходов: большая часть заработной платы (52,4 % от ее общей величины) использовалась на питание.

Только в 1980-е гг. доля расходов на питание снизилась до 32 %, а в настоящее время составляет 25,3 % от общей величины заработной платы, что, однако, трудно признать оптимальной величиной, которая в ЭРС не превышает 10 %.

Поэтому, по нашему мнению, в качестве главного показателя для оценки уровня заработной платы в СССР применим показатель «покупательная способность заработной платы», который позволяет соизмерять ее абсолютный уровень с прожиточным минимумом трудоспособного населения. Именно с его помощью можно оценить возможности заработной платы и ее самое важное предназначение — обеспечивать расширенное воспроизводство рабочей силы.

Величина покупательной способности заработной платы, по нашим оценкам, на протяжении 1930—1980-х гг. составляла крайне низкую величину — 1,5—3,0 прожиточных минимума (ПМ), что с учетом иждивенческой нагрузки свидетельствует о крайней скудности трудового дохода в СССР, едва обеспечивающего воспроизводство семьи работника, как правило, простое или даже суженное. Это во многом объясняет быстрые темпы сокращения рождаемости в советский и постсоветский периоды даже в сельской местности.

Однако важно заметить, что в условиях высоких темпов индустриализации, когда за период первых трех пятилеток число трудящихся в городах утроилось, наблюдались и положительные тенденции. Во-первых, росла занятость на постоянной основе, что в значительной степени позволяло пополнять семейный бюджет. Во-вторых, скромные размеры заработной платы промышленных рабочих все же почти в 1,5, а иногда и в 2 раза превышали доходы жителей села, что служило стимулом для массовой их миграции в города на протяжении 1930—1980-х гг.

Следует отметить, что государство в послевоенный период проводило достаточно последовательную социальную политику по регулированию заработной платы, осуществляя ее на макро- и микроуровнях, например неуклонно повышая минимальный размер заработной платы и покупательную способность, снижая ее дифференциацию. Так, если в 1957 г. соотношение минимального и среднего размеров заработной платы составляло всего 28 %, то в 1977 г. оно возросло уже до 45 %, что можно оценить как несомненно весомое достижение советской власти. Для сравнения: в современной России в период 2000—2017 гг. данное соотношение составляло величину в диапазоне 5—23 %, что свидетельствует об откате страны на рубежи более чем 70-летней давности.

Вторым крупным достижением государственной политики было выравнивание заработной платы между лицами с низкими и высокими размерами оплаты труда. Так, соотношение в заработной плате децильных групп неуклонно снижалось: в 1956 г. — 1 : 7,4; в 1976 г. — 1 : 4,6^[13] , что можно оценить как оптимальные пропорции для применения социального страхования. Для сравнения: в 2017 г. это соотношение составляло 1 : 16, что не позволяет использовать в полной мере потенциал пенсионного страхования.

К числу положительных регулятивных мер, применявшихся государством, следует отнести и стимулирование повышения квалификации работников, которое поощряло квалифицированный труд с помощью более высоких тарифных ставок и окладов².

Государство особо строго следило и не допускало превышения роста заработной платы по сравнению с ростом производительности труда; соблюдало соотношение средней заработной платы работников производственных и непроизводственных отраслей¹; активно занималось нормированием труда, премиальными системами; проводило последовательную политику, направленную на выравнивание заработной платы между городом и деревней. В итоге, пусть и медленно, но покупательная способность заработной платы в послевоенный период стала расти.

Для социалистической модели были характерны:

• • приоритетность экономического развития (высокая степень государственных инвестиций в производственное развитие);
• • заниженные затраты на заработную плату и оплату труда;
• • технократический подход к рабочей силе.

Примат общественных интересов над личностными потребностями носил откровенно технократический характер, проявляясь в том, что государство продолжало придерживаться курса на пролетаризацию населения (большей его части).

Достигнутые к концу 1980-х гг. характеристики заработной платы позволяют оценить ее как весьма скромную по размерам (в разы меньше необходимой для полноценного развития семей работающих), но в значительной степени упорядоченную систему, которая по многим параметрам является труднодостижимым идеалом для современной России. На закате советской власти (к 1990 г.) заработная плата поднялась до 4,52 ПМ, с тем чтобы упасть в 1990— 2000-х гг. в 2,5—2,8 раза, при этом уровень средней реальной заработной платы снизился и составил 2 и менее ПМ^[14] .

Во многом такая модель управления сохранилась и в 1990-е гг., о чем свидетельствует крайне низкий уровень жизни большинства населения, что в 2000-е гг. (и в настоящее время) сопровождалось быстрым ростом дифференциации населения по доходам и возможностям доступа к качественным системам образования и медицинской помощи. Во многом это было связано с изменением структуры занятости, когда произошло существенное уменьшение абсолютной численности и удельного веса занятых в промышленности, строительстве и на транспорте, т. е. снизился вес квалифицированного труда. Так, удельный вес промышленных рабочих в России сократился на 7 млн человек и составил около 30 млн человек, т. е. не более 40 % всего экономически активного населения. В полной мере это касается разбалансированной системы доходов населения и трудностей, связанных с созданием механизмов их регулирования (прежде всего заработной платы), а также малоэффективных институтов пенсионного и медицинского страхования.

Экономика потеряла стабильность в результате краха и потери рынков стран бывшего социалистического лагеря, значительно возросла безработица, произошел обвал на внутреннем рынке, а падение ВВП составило более чем 62 %. В результате более чем в 3 раза увеличилась бедность населения. При этом в постсоветский период произошла приватизация государственной собственности новым слоем капиталистов, что привело к узурпации ими экономической свободы большинства экономически активного населения. Это обрекает целые поколения россиян на прозябание, занятие рутинным и малопроизводительным трудом.

Снижение реальной заработной платы сопровождалось ростом ее дифференциации, когда соотношение между крайними децилями увеличилось с 1 : 4 до 1 : 16 раз. Это связано с функционированием в России рыночной экономики, которая характеризуется неравномерным и зачастую несправедливым распределением доходов; нестабильной занятостью для значительной части населения; неблагоприятными условиями труда для трети работников, занятых в базовых отраслях промышленности; весьма скромным качеством трудовой жизни большинства россиян. Имеются значительные трудности в доступе к качественным системам медицинского страхования и социального обслуживания в случаях инвалидности и в старших возрастах.

Оценивая историческую судьбу наемных работников в России, можно с известной долей условности сказать, что они были и остаются пленниками пространства, времени и идеологии, тяжелого и интенсивного труда.

Кроме того, для России в полной мере актуальны глобальные вызовы современности: углубление социального неравенства в обществе и усиление социальной дезинтеграции; эрозия ценностей труда и социальной солидарности; значительные риски материальной необеспеченности (в связи с утратой рабочего места, трудоспособности из-за болезней, инвалидности, старости и безработицы).

В связи с этим к важнейшим направлениям государственного регулирования труда следует отнести формирование эффективных способов организации труда и институтов доходов населения, включая системы заработной платы, социального страхования и государственного социального обеспечения. Создание условий для высокого качества трудовой жизни и достижение на этой основе социальной сплоченности российского социума — важнейшие ориентиры для социума и власти.

• [1] Кембриджская экономическая история Европы Нового и Новейшего времени. Т. 2. С. 69. 2 Согласно переписи 1897 г., общая численность наемных работников, в том числе занятых в сельском хозяйстве, в Российской империи (включая все территории, часть из которых выделилась из состава России после 1917 г.) достигала 10,5 млн человек, из них 1,9 млн человек рабочих. См.: Гухман Б. А. Численность и заработная плата пролетариата СССР. М. : Вопросы труда, 1925. С. 6—8, 56.
• [2] Струмилин С. Г. Проблемы экономики труда. С. 454. 2 Дементьев Е. Н. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. М. : 1987. С. 167, 182, 183. 3 Пажитнов К. Некоторые итоги и перспективы в области рабочего вопроса в России. С. 53. 4 Журнал Гудок. СПб. 1909. 30 января. С. 5. 5 Миронов Б. Н. Российская империя: от традиции к модерну. Т. 3. С. 205, 206.
• [3] Дементьев Е. Н. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. С. 167, 182, 183. 2 Маркузон Ф. Д. Наемный труд на Западе. М., 1926. С. 57. 3 Фолькнер С. А. Национальные индексы заработной платы. С. 4, 5. 4 Фолькнер С. А. Движение заработной платы в Западной Европе // Материалы по статистике труда / под редакцией С. Г. Струмилина. ВЦСПС. М., 1921. Вып. 11. С. 174—202. 5 Аллен Р. Глобальная экономическая история: краткое введение. М. : Изд-во Института Гайдара, 2017. С. 101, 109. 6 Арский Р. Заработная плата и тарифная политика / Институт экономических исследований Народного комиссариата финансов. Птг. : Государственная типография, 1919. С. 10.
• [4] Крузе Э. Э. Положение рабочего класса в России в 1900—1914 гг. Л., 1976. С. 35, 195. 2 Постановления Казанского губернского присутствия по делам страхования рабочих от 26 февраля и 20 декабря 1913 г. // Казанские губернские ведомости. 1914. 14 января. 3 Кирьянов Ю. И. Жизненный уровень рабочих России (конец XIX — начало XX в.). М. : Наука, 1979. С. 103, 104, 108, 109.
• [5] Трушков В. В. Современный рабочий класс России в зеркале официальной статистики // Социс. 2002. № 2. С. 45—52.
• [6] Капустин Е. И. Качество труда и заработная плата. М. : Мысль, 1964. С. 4. 2 В 1956—1961 гг. соотношение ставок крайних разрядов изменилось по отраслям экономики следующим образом: в черной металлургии — с 1,0 : 4,0 до 1,0 : 3,2; в цветной металлургии — с 1,0 : 4,0 до 1,0 : 2,85; в машиностроении — с 1 : 2,8 до 1,0 : 2,0. См.: Гомберг Я. И. Редукция труда. М. : Экономика, 1965. С. 17. 3 Путем экспроприации у сельского населения большей части земельных наделов и крупного рогатого скота в годы коллективизации (1930-е гг.) и в период 1950—1960-х гг., что было связано с проведением в жизнь идеологического мифа «стирания различий между городом и деревней» в период правления Н. С. Хрущева. 4 Данные оценки были приведены в резолюции по Отчетному докладу XX съезду КПСС в 1956 г., а также в постановлении ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС «О переводе в 1958 г. на семи- и шестичасовой рабочий день и упорядочении заработной платы рабочих и служащих ряда отраслей тяжелой промышленности». 5 Для этого в 1956—1958 гг. были введены новые условия оплаты труда в угольной промышленности; в порядке опыта проведено регулирование заработной пла-
• [7] ты на 14 предприятиях машиностроения, 8 предприятиях химической промышленности, на ряде предприятий цветной металлургии и шинных заводах. В 1960-е гг. на новые условия труда было переведено свыше 50 млн рабочих и служащих. 2 Достаточно привести практику применения Указа Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г., когда за опоздание на работу более чем на 20 мин. было осуждено 3 млн человек, причем 480 тыс. из них получили реальный срок заключения до 4 месяцев. См.: Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 17; Хлевнюк О. Сталин. Жизнь одного вождя. М. : АСК, 2015. С. 256. 3 Данный размер зачастую устанавливается на основе величины тарифа, поэтому коллективные договоры в некоторых странах, например в Германии, носят название «тарифный договор». 4 Постановление Президиума ВЦСПС и ВСНХ СССР от 13 декабря 1930 г. «О перезаключении коллективных договоров» // Известия. 1930. 17 декабря.
• [8] Профсоюзы СССР. 1940. № 4—5. С. 6. 2 Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в годы индустриализации (1927—1941). М. : РОССПЭН, 1999. С. 74. 3 Мерлъ С. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе. Ожидание и реальность // Отечественная история. 1998. № 1. С. 103. 4 Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в годы индустриализации (1927—1941). С. 78. 5 О низкой покупательной способности данного уровня доходов свидетельствует рыночная цена на хлеб: 5 руб. за 1 кг ржаного хлеба (т. е. можно было приобрести 10 кг) и 8 руб. за 1 кг пшеничного хлеба (т. е. можно было приобрести 8 кг). См.: Осокина Е. А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения (1928—1935). М. : Изд-во МГОУ, 1993. С. 46. 6 Осокина Е. Д. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения (1928—1935). С. 42; Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М. : РОССПЭН; Фонд первого Президента России Б. Н. Ельцина. 2001. С. 16.
• [9] Постановление СНК СССР от 4 июля 1938 г. «О порядке издания народными комиссариатами приказов по вопросам заработной платы» // Собрание законодательства (СЗ) СССР. 1938. № 8. Ст. 51. 2 С первых дней советской власти большевики претворяли в жизнь парадигму, отрицающую частную собственность, что было знаковым событием при переходе к новым общественным отношениям, имеющим конечной целью формирование нового человека с помощью принудительной силы государства. В октябре 1917 г. большевистская революция, по образному выражению одного из ее руководителей проведения Л. Троцкого, «опрокинула не Временное правительство Керенского, а целый социальный режим, построенный на частной собственности». См.: Троцкий Л. Литература и революция. С. 30.
• [10] Баткаев Р. А., Марков В. И. Дифференциация заработной платы в промышленности СССР. М. : Экономика, 1964. 2 Соболев Э. Н. Социально-трудовые отношения в России: история, современное состояние, перспективы. М. : Институт экономики РАН, 2008. С. 45.
• [11] Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 52. 2 Крузе Э. Э. Положение рабочего класса в России в 1900—1914 гг. С. 194, 195. 3 Народное хозяйство СССР в 1956 году. М., 1957. С. 223. 4 Аллен Р. От фермы к фабрике: новая интерпретация советской промышленной революции : перевод с английского. М. : РОССПЭН, 2013. С. 196—199. 5 Полеванов В. П. Россия: цена жизни // Экономические стратегии. 1999. № 1. С. 9. 6 Осокина Е. А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения (1928—1935). С. 40—50, 242—248. 7 Известия. 1934. 28 мая. № 123.
• [12] Народное хозяйство СССР. 1922—1972 гг. ЦСУ СССР. Юбилейный статистический ежегодник. М. : Статистика, 1972. — С. 350, 351. 2 Как отмечает Е. И. Капустин, в 1960—1970-е гг. в среднем при повышении производительности труда на 10 % денежная заработная плата рабочих и служащих увеличивалась в промышленности примерно на 2,5—3,0 %. См.: Капустин Е. И. Качество труда и заработная плата. С. 98. 3 Народное хозяйство СССР. 1922—1972 гг. ЦСУ СССР. Юбилейный статистический ежегодник. С. 383.
• [13] Кунелъский Л. Э. Заработная плата и стимулирование труда. Социально-экономический аспект. М. : Экономика, 1981. С. 96, 161. 2 Например, оклады мастеров в машиностроении были, как правило, на 10— 20 % выше тарифных ставок рабочих наиболее высокой квалификации. См.: Кунелъский Л. Э. Заработная плата и стимулирование труда. Социально-экономический аспект. С. 120, 121.
• [14] В период 1960—1980 гг. соотношение заработной платы между производственными и непроизводственными отраслями выдерживалось в пропорции 100 : 80. См.: Кунелъский Л. Э. Заработная плата и стимулирование труда. Социально-экономический аспект. С. 204. 2 Данные Госкомстата РФ. Российский статистический ежегодник, 1997. С. 152; Уровень жизни населения России. 1996. С. 40; Социально-экономическое положение России. 1994. Январь — апрель. С. 68. 3 Трушков В. В. Современный рабочий класс России в зеркале официальной статистики. С. 45—52.