Без халтуры делать свое дело

Председатель Архангельского отделения Союза журналистов Владимир Лойтер о профессии, стране, жизни и судьбе.

Делай что должно, и будь что будет

Какие газеты и журналы вы никогда не переставали читать?

— Сегодня я практически газет не читаю. Жена выписывает «Экспресс-газету», я — еженедельник «Собеседник». В Интернете прочитываю «Ведомости», «КоммерсантЪ». Из художественных — архангельский «Plus», наши газеты читаю: и «Правду Севера», и «Архангельск», и «Бизнес-класс». Из журналов увлекся «Дилетантом» и «Сноб» читаю. В «Комсомолку» [«Комсомольская правда»] иногда заглядываю, «Московский комсомолец». Там сильные публицисты, вообще стараюсь брать газеты, имена в которых я знаю. Если «МК», то это — Александр Минькин. И «Новая газета», конечно.

Эти издания мне близки по своему анализу, в них представлены точки зрения и экономистов, и публицистов, и политических деятелей, которые близки мне по тому, какой бы мне хотелось видеть нашу страну.

Все, что происходит в стране, повторяется и у нас в области. Но наша печать... Мне трудно даже ее определить. Она больше прогосударственного направления. Есть у нас интернет-изда-ния, но там больше ерничанья, хотя даже не в этом дело, там нехватка стопроцентной информации, нечего анализировать. Они берут поверхностную информацию и пытаются на ней строить аналитику. Но аналитику без глубоких знаний и подхода к первоисточнику очень трудно делать. Это схоластика, т. е. мы набираем со всех сторон, а пользуемся больше слухами или сбросовой информацией, которая сбрасывается специально. И хотя на меня обижаются, очень много информации идет из пресс-релизов.

То, чему меня учили в журналистике, — мы сами делали информацию, мы были источниками информации, мы ее искали, добывали.

Тогда было немножко другое время, и к информации особо никого не допускали. Сегодня более свободное время. С одной стороны, подход к информационному источнику стал проще, а с другой — этот поток сегодня не заставляет журналиста искать самому.

И восприятие изменилось, и жанры тоже. Очерк ушел с газетной полосы, более-менее остался в телевизионной журналистике, и то больше в документальной. Остался репортаж, а вот корреспонденция, статья, зарисовка — ушли. Осталось интервью как главный сегодня журналистский жанр, но им злоупотребляют. Иногда и не похоже на интервью. Конечно, это массовый, но очень сложный жанр. Лицо журналистики изменилось. Включаете телевизор или радио, а там новостей, которые бы вас заинтересовали, очень мало.

Бывало у вас, что вы хотели выключить и больше никогда не включать телевизор?

— Да, конечно, сегодня я уже абсолютно не смотрю ток-шоу.

Почему?

— Неинтересно, я уже знаю, что будут одни и те же лица: на «Первом канале», на «России», на «ТВЦ». Это не журнали-

стика, а пропаганда: меня хотят убедить в том, что я и так знаю, а у меня есть своя точка зрения. Там очень мало разбора внутренних проблем страны. Мало изданий, которые поднимают наши с вами проблемы. Может быть, я их просто не знаю? О стране можно много говорить, но нужно говорить конкретно. Мы делали два выпуска пресс-клуба, он вроде вызвал интерес, но больше профессиональный. Не потому, что это было неинтересно, были две темы: первая, узкая — о журналистике, вторая — Арктика. А дальше надо продолжать, но телевидение — это коллективный труд, его надо оплачивать, это большие затраты. На телеканале «Поморье» поднимают, казалось бы, проблемы, но темы, которые они выбирают, вроде важные... но не привлекают носителей аналитики и информации.

Любое ток-шоу — это спектакль, серьезная режиссура, выбор темы. Чтобы каждому из нас было интересно.

Я должен услышать то, о чем даже не догадывался и не задумывался. Мы видим, проходим мимо, но не понимаем, что это важно.

Вы бы на какую тему сделали ток-шоу?

Я бы сделал ток-шоу: «Неужели то, как продолжать мы будем, зависит от государства?». Или мы патриотически настроенные люди, есть государь, который отвечает за нас, или мы в силе сделать себя самим. К сожалению, по студентам смотрю, самодостаточности очень мало, тех, кто поставил перед собой цель и достигает ее разными способами, кроме убийства, конечно, и воровства. Тема реализации себя как личности. В моей молодости, в зрелом возрасте мы решили, что государство за все в ответе. Государство должно нас защищать, для этого есть армия и полиция, государство должно заботиться о детях, инвалидах, стариках, но нужно дать нам возможность реализоваться. Как и что ты можешь и что для этого делаешь — одна из главных тем.

Пессимизм свойствен людям зрелого возраста: там попробовал, там не получилось, и руки поднял вверх, и все виноваты кругом, кроме тебя. Неправильно. Ты должен найти выход из этого положения и сам найти то, что сделаешь лучше других.

Как думаете, есть книга, которую должен прочитать каждый журналист, работающий в России?

— Вы меня застали врасплох. Я считаю, мемуары всех известных журналистов, и советских, и русских. Белинский, Писарев, Чернышевский. Это основа русской журналистики. Там сочетание всего: и политической журналистики, и публицистики, и политического осмысления. Это классика. Гиляровский, если говорим о репортаже. Достоевский — тоже журналист. Если прочитать все его романы, пусть избитое понятие, но все содержат детективное начало: что-то случилось, потом разбираешь. Это и есть журналистика. Идти за фактом.

Вся русская, потом и советская, и вся мировая журналистика идет за фактом: случилось что-то, о чем ты должен рассказать.

Естественно, Аверченко — фельетонист. Оба брата, Анатолий и Валерий Аграновские. Юрий Рост. Ярослав Голованов. На фестивале Arctic Open был Владимир Губарев. Это столпы советской журналистики. Это Аджубей как журналист и редактор газеты. Щеголихин. Конечно, Дмитрий Муратов. Естественно, Анна Политковская. Зоя Светова. Люди, профессионалы, которые ради раскрытия факта, события рискуют своей жизнью.

В нашей архангельской журналистике я бы назвал Евгения Евгеньевича Салтыкова, я у него проходил практику и считаю своим учителем. Это великий репортер и человек, который делал новости. Фридман. Владимир Тюрин. Семен Лебензон. Если фотограф, то Калестин Коробицын. Гений репортажа. И вообще школа архангельских фотокорреспондентов. Вилачев, Гайкин.

Понимаете, в чем дело, в чем практика, и, к сожалению, она уходит. Во всяком случае, я могу судить по тому, что происходит в Архангельске, на том же архангельском телевидении. Как бы это ни звучало наивно и непонятно, но было наставничество — передача от поколения поколению. Прежде чем тебя публиковали, ты проходил хорошую редактуру, не цензуру, а редактуру.

Евгений Евгеньевич Салтыков, прежде чем опубликовал первую мою информацию, выбросил в корзину десятки черновиков.

Потому что должно быть сочетание поиска факта и изложения хорошим русским языком. Лид должен быть — повод для информации. А сегодня — доступность, и коллективы редакционные маленькие, они вынуждены бросать в эту топку все с колес. Быстрая доступность к газетной полосе, эфиру развращает, теряется школа.

В одном интервью вы сказали, что у вас есть принцип «без права на ошибку». И вы никогда не ошибались?

— Да нет, что вы, и это всегда меня огорчало. Без права на ошибку в чем? Дело в том, что в те годы журналистика носила исповедальную функцию. Церкви не было или была, но в другом качестве, а желание поделиться своими мыслями присуще не только русским людям, это есть во всем мире. И может случиться, что человек изложил факты, но просит не публиковать, потому что к тебе проникся, захотелось открыть душу.

И вот здесь журналист становится перед выбором — сделать сенсацию или не навредить. Я придерживаюсь заповеди Гиппократа. К счастью, у меня не было подобных случаев. Поэтому мы в нашей профессии несем большую ответственность — и перед другим человеком, и перед самим собой.

От каких ошибок вы бы предостерегли молодых журналистов?

— Доверие. Иногда я не допроверяю факты, которые мне изложили. Надо проверять каждую информацию. Даже если люди вам симпатичны и вы не подозреваете их в каких-то подвохах, и слава Богу, но надо проверять все.

Всеядность. Хорошо быть столичным журналистом или журналистом крупного издания, когда тебе четко говорят — ты очеркист, ты расследователь. А районные газеты? Должны выпустить газету, а их два-три человека. Всеядность, с одной стороны, хорошо, а с другой — этот поток съедает твои мозги. Он заставляет нас мыслить штампами, изъясняться штампами. Книг студенты мало читают. Главный источник — не радио, не экран, не Интернет, а книга. У писателей учишься мыслить, набираешься словарного запаса. Журналист должен образно мыслить.

Суета. Раз ты все время в беготне, все время бежишь — этот поток тебя иссушает.

Были в вашей жизни случаи, что вы уверялись, что есть журналистская удача?

— Были. Журналистская удача — когда встречаешь людей, которые переворачивают твою жизнь. Моя встреча с Ксенией Петровной Темп сыграла очень большую роль — я остался на Севере.

А вы хотели уехать?

— Да, я одесский человек, и можно было в Петербург вернуться. Но там другие времена были. Нужна была прописка. Я приехал, потому что супруга моя из Архангельска. Но мы не думали здесь оставаться.

Потом Николай Павлович Лавёров. Плеяда архангельских журналистов, Елена Ивановна Энтина, наша «мамочка», как мы ее называли. Я был молод, но я понимал, что здесь территория свободы. Север прекрасен во все времена. Петр Первый, и тот был поражен и удивлен свободе поморов. Никакая власть не могла лишить людей этого чувства собственного достоинства. Масштабность нашего края. Я прошел пешком, образно говоря, от ЗФИ [Земля Франца-Иосифа] до самого южного района, Вилегодского, Ленского. Я везде был, с севера на юг, с запада на восток, хотя бы один раз. Масштабность поражала.

Ксения Петровна Темп меня увлекла, показала, насколько глубокий, богатый наш Русский Север. Глубина в слове, истории и, самое главное, — в человеческих судьбах, то, как Север формирует характер.

У вас изменился характер?

— Да, я думаю, что стал лучше.

В чем?

— Как любой человек, я был эгоистически настроен. К своим годам понимаю — это не лучшее качество. Может быть, оно помогает в карьере...

Еще толерантность, способность понять другого. У Ксении Петровны это было, у Лавёрова тоже. Одну из серий он заканчивает так: «Я радуюсь, когда мои ученики реализуются. Во мне нет ни капли не то что зависти, я радуюсь, что человеку хорошо. Всем, с кем я встречаюсь».

Вот это кредо — правильное. Конкурировать ты должен мозгами, доказывать, хотя даже доказывать нечего. Когда

ты на вершине власти или интеллекта, особенно власти, общественного положения и смотришь на людей свысока, считай — всё.

Можно ли в журналистике без таланта работать?

— Да. Мы ремесленники. Мы очень о себе хорошо думаем. Среди нас талантливых очень мало. Когда увлекся Ломоносовым, делал фильм «Ломоносовский венок», я ошалел. Теперь я понимаю, почему его считали первым поэтом в России: образность ломоносовская удивительная, а глаголы... Я бы вернул все его образы, все его глаголы. Это гений. Пушкин — гений. Ксения Петровна Темп — талант. Николай Павлович Лавёров — гений.

В одном интервью вы сказали, что телевизионщики отличаются поведением, внешним видом. Как отличить в толпе телевизионщика?

— Телевизионщики ведут себя по-другому. Они свободные.

А газетчики?

— Газетчики зажатые. Когда ты ходишь с камерой, когда ты включил камеру, ты видишь, что творится с человеком, как он себя ведет. Тогда мы были небожителями. Приезжали в район: «Елки-палки, телевидение приехало, сбегались все». Газетчики, фотокорреспонденты — одиночки-партизаны. А телевидение — коллективный труд. В те времена мы были как младшие братья, нам позволялось больше. Для партии, больших начальников это была забава, поиграться, камера включается, целый спектакль. И перед газетчиками открываются двери. Но не помню, чтобы перед нами двери закрывались.

Есть фильмы, которые вы еще не сняли?

— Я сейчас фильмы снимать не буду — оцифровываю свой архив. Сделал так фильмы о Николае Павловиче Лавёрове, сейчас хочу сделать о Владимире Крупчаке. Одна из серьезных личностей, неоднозначно к нему относится наше общество. Это была молодая команда (в числе нее был мой покойный сын), которая показала, что можно было сделать в те перестроечные времена. Люди пришли со стороны, пришли реализовать себя, у них была цель.

Возьмем карту промышленности Архангельской области того времени и сейчас. Остался Котласский ЦБК. Архангельский ЦБК. И всё. Всё. Новые люди, которые приходят, ничего не могут. Пароходства нет. Соломбальского ЦБК нет. Более или менее выстраивается рыбодобыча. Вот и всё. А эти ребята: они раздвинули, вторглись и доказали. Если придут такие же амбициозные ребята, тогда у России есть будущее.

Наталья Авдонина

(URL: http://arh-smi.ru/?p = 2463)