Стихотворство периода Смуты
Стихотворные фрагменты встречаются уже в произведении Смутного времени – в "Послании дворянина к дворянину" (1608–1609). Оно создано помещиком Иваном Фу пиковым, который во время осады Тулы войсками Василия Шуйского оказался в тюрьме по подозрению в укрывательстве зерна. Отвечая на письмо знатного благодетеля, Фуников описывал свои злоключения: восставшие крестьяне – "тулские воры, выломали на пытках руки... да вкинули в тюрьму";
...и лавка, государь, была уска,
и взяла меня великая тоска,
а послана рогожа, и спать не погоже...
А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахѣ,
за старые шашни хотѣли скинуть з башни.
А на пытках пытают, а правды не знаютъ,
правду-де скажи, а ничего не солжи.
А яз имъ божился и с ног свалился и на бок ложилъся:
"Не много у меня ржи, нѣт во мнѣ лжи,
истинно глаголю, воистинну не лжу".
Как стихотворец, Иван Фуников опирался на традицию скоморошьего балагурства, откуда в его "Послание" пришли и раешник, и общая комическая тональность. Ирония человека над своими страданиями выступает здесь в качестве своеобразного способа противостоять ударам судьбы.
Современник Ивана Фуникова поэт Евстратий в своей стихотворной молитве (1621) ориентировался на западноевропейскую поэтическую культуру. Он использовал силлабический стих с перекрестной рифмой, придав произведению графический рисунок серпантина:
В европейской поэзии XVI–XVII вв. были широко распространены подобного рода "курьезные" стихи, что отражало барочное стремление к эксперименту, сопряжению изобразительного и словесного видов искусства.
По мнению А. М. Панченко, стихотворения Ивана Фуникова и Евстратия "обозначили полюсы того широчайшего диапазона, в котором предстояло развиваться русской поэзии XVII в. От скоморошьего осмеяния мира до медитативной лирики, от балагурства до “богословия в стихах”, от раешника до строгой силлабики – такими были ее тематические и метрические возможности, намеченные уже в Смутное время".
Для развития русской поэзии XVII в. характерна ориентация на поэтический опыт Польши, освоенный через посредничество Украины и Белоруссии. В украинской и белорусской поэзии с конца XVI в. существовало две версификационных системы – изосиллабизм (равносложный стих) и относительный силлабизм (неравносложный стих), для которых обязательной являлась парная рифмовка. Евстратий был последователем изосиллабизма и своим творчеством предвосхищал сто расцвет в русской поэзии второй половины XVII в.
Другой тип силлабики, оказавшийся более продуктивным в стихотворстве первой половины столетия, представлял Иван Андреевич Хворостинин. Потомок ярославских князей и фаворит Лжедмитрия, он при Василии Шуйском был сослан в Иосифо-Волоколамский, а при патриархе Филарете – в Кирилл о-Белозерский монастырь, попав в опалу за "шатость в вере" (запрещал дворне ходить в церковь, не верил в силу молитвы и считал, что "воскресения мертвых не будет"). Один из первых русских западников, Хворостинин утверждал, что "на Москве людей нет, все люд глупой", и хотел бежать в Литву, однако кончил жизнь монахом Троице- Сергиевой обители. Находясь в заточении в Кирилло-Белозерском монастыре, Иван Хворостинин, чтобы доказать приверженность православию, составил огромный богословский трактат "Изложение на еретики-злохульники". В этой книге, являвшейся переложением украинского полемического сочинения, в стихотворной форме обличалась "латинская прелесть", т.е. католическая вера:
О господѣ братиа, христианския чада,
Избавите себя от темнаго ада!
Не в научсниах латинских вѣру разумѣвайте,
Ихъ вредами от православия не отступайте.
Не погубите святую боголѣпную веру,
Не приимайте латинскую сугубую мѣру.
Относительный силлабизм, как и раешник, был основан на парной рифмовке строк, использовал, наряду с женской рифмой, мужскую и дактилическую, каждой строке пытался придать интонационную и синтаксическую завершенность. Стихотворное творчество И. А. Хворостинина, несмотря на его западнический характер, испытало несомненное влияние русской народной поэзии. Скоморошину напоминает двустишие поэта, приведенное в царском и патриаршем указе: "Московские люди сеют землю рожью, а живут всё ложью". Оно восходит к старинной пословице: "Красно поле с рожью, а речь с ложью". Таким образом, в период становления русского стихотворства еще не существовало антагонизма в отношениях между "высокой" и "низкой" поэзией.
