ЛАТИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА РАЗВИТОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• • о сферах использования латинского языка в средневековой литературе и культуре;
• • о жанрах латинской литературы Средневековья;
• • о взаимодействии античной и библейской традиций в процессе становления и развития средневековой латинской литературы;
• • о средневековых университетах как очагах новой поэтической традиции и образовательной культуры;
• • о "Гаудеамусе" как репрезентативном тексте вагантов, ставшем международным гимном студентов;
• • об основных этапах развития схоластики и ее основных представителях;
• • о месте и роли сочинений Абеляра в средневековой философии и литературе;

уметь

• • определять жанр произведения латинской литературы Средневековья;
• • охарактеризовывать тематику и идейный замысел текста средневековой латинской литературы;
• • обнаруживать в латинском средневековом тексте отражение античной и библейской образности;
• • определять место и значение схоластического сочинения в идейной борьбе времени;

владеть

• понятиями "схоластика", "реализм", "номинализм", "концептуалим", "мистицизм", "откровение", "университет", "семь свободных искусств", "вагант", "житие", "видение", "хроника", "панегирик", "элегическая комедия".

Жанры латинской литературы развитого Средневековья

В эпоху раннего Средневековья (V–XI вв.) латинская литература господствовала в письменной культуре. В эпоху развитого или зрелого Средневековья (XII–XV вв.) положение начинает меняться. Литература на новых народных языках, главным образом рыцарская и городская, начинает оттеснять латинскую литературу. И все же за ней остается значительное и почетное место. На латыни создаются тексты научного и религиозно-дидактического содержания, на латыни создают свою поэтическую культуру средневековые поэты – ваганты, к латыни предпочитают обращаться создатели эпических поэм и хроник. Латынь по-прежнему сохраняет значение языка межкультурного общения: в сфере образования, дипломатии, судопроизводства, церкви и т.д.

В период развитого Средневековья сохранялась тенденция тяготения латинской литературы к двум источникам - к Библии и античной словесности. Причем, круг осваиваемых античных авторов значительно расширился, и в нем важное место, наряду с античными историками и сатириками, заняли поэты: Вергилий, Гораций, Овидий и др. М. Л. Гаспаров полагал, что предпочтение, которое оказывалось той или иной традиции, зависело от степени образованности автора: "Чем ниже был культурный уровень писателя и проще его жанр, тем ближе он держался библейской латыни, более привычной и более близкой к разговорной речи; чем начитаннее был писатель и чем больше хотел он блеснуть своей ученостью, тем старательнее он копировал древних, языческих авторов. Первый путь давал больше живости и гибкости, второй – больше изящества и художественного богатства"^[1]. В поэзии вагантов, о которой речь пойдет дальше, мы будем наблюдать взаимодействие и известное равновесие обеих традиций, хотя дух первой будет вагантам несравненно ближе.

Латинская литература развитого Средневековья характеризуется многообразием жанров. Это, прежде всего, жанры клерикальной литературы: жития, благочестивые легенды, видения, хроники, поэмы, гимны, литургическая драма и т.д. Остановимся на ряде произведений, принадлежащих к указанным формам. Жанр жития сложился еще в эпоху раннего Средневековья и приобрел отчетливую топику: ранняя серьезность житийного героя, пророческий дар, отречение от мира, совершенные чудеса и пережитые гонения и т.д. Нередко эпизоды житийных текстов становились источником христианских легенд. Как автор сборника благочестивых легенд еще в X в. прославилась женщина редкой одаренности, Гросвита Гандерсгеймская (Hrosvitha Gandeshemensis). Точные даты жизни ее неизвестны, а произведения относят, главным образом, к 950–970 гг. Так, именно перу Гросвиты принадлежит легенда о Теофиле, продавшем душу дьяволу, но впоследствии спасенном благодаря заступничеству Богоматери. Позднее эта легенда была переработана Рютбефом и легла в основу народной книги о докторе Фаусте. Легенды Гросвиты о великомучениках и великомученицах отличались серьезностью, драматизмом изложенных обстоятельств и четким разделением нравственного и дурного, праведного и грешного.

Однако примерно с XII в. заметно усиливается развлекательный элемент жития и легенды, прежде всего за счет рассказов о совершенных святым чудесах ("Чудеса пресвятой Девы Марии", "Диалог о чудесах" Цезария Гейстербахского^[2] и др.). Едва ли не самым знаменитым сводом житий нового образца стала "Золотая легенда" Иакова Ворагинского (Jacopo da Varazze или Voragine, 1230–1298) из небольшого приморского городка близ Генуи. Автор житийного сборника был известным теологом, автором нескольких сборников проповедей, "Генуэзской хроники". В отличие от старых житийных сборников, имеющих, как правило, мозаичную основу, "Золотая легенда" ("Legenda aurea") структурирована автором, и легенды в ней расположены в литургическом порядке, т.е. в порядке дней святых, как они отмечались католической церковью. Само же житие нередко отступает от сложившегося канона: опускаются некоторые традиционные части, например, вступление, выражающее "самоуничижение" автора или славословие герою в конце жития и т.д. Легенды у Иакова Ворагинского тяготеют к краткости и динамике, η связи с чем автор останавливается лишь на отдельных, наиболее ярких и показательных эпизодах жизни житийного героя. Повествование привлекательно живыми диалогами, бытовыми зарисовками и фантастическим, в том числе "восточным элементом", но, как считает И. Н. Голенищев-Кутузов, едва ли не более всего авторской интонацией: "Именно печать личности автора, очарование его искренности и подлинное волнение, с каким он повествует о судьбах своих героев, объясняют стойкий успех книги в продолжение трех столетий"^[3].

Герои "Золотой легенды" резко делятся на идеальных и отрицательных. Автор сгущает краски даже когда речь идет о тех персонажах, о которых сохранилось немало исторических свидетельств. Так, одним из идеальных персонажей в "Золотой легенде" представлен Фома Беккет, архиепископ Кентерберийский. Подлинность исторических и топографических деталей средневековой Англии мало заботит автора. Главное в герое – аскетизм, готовность мученически пострадать за веру. Но особенно живо и ярко описаны посмертные чудеса святого: даже птице, преследуемой стервятником, достаточно было взмолиться о помощи Фоме, как хищник замертво упал на землю. Поскольку Иаков Ворагинский принадлежал к доминиканскому ордену, он сделал одним из самых ярких героев книги св. Доминика. Повествование о нем также содержит мало исторических реалий. Главное для Иакова – утверждение святости патрона ордена, в связи с чем повествование о Доминике насыщено пророческими снами, чудесами, знамениями, начавшимися уже у колыбели младенца. Образ Доминика подчинен апологии бедности, поскольку св. Доминик является основателем одного из нищенствующих орденов, наряду с орденом францисканцев. В истории два этих ордена конкурировали между собой. По в "Золотой легенде" воплощен чаемый идеал: в одном из видений воссоздается картина сердечного единения Франциска и Доминика перед небесным престолом. Один из важных эпизодов в житии Доминика – видение-сон о нем папы Иннокентия III. В этом сне папе привидится здание церкви под угрозой обрушения, которое, однако, поддержит своими плечами Доминик. Свидетельством святости Доминика выступают и посмертные чудеса святого, который возвращает к жизни юношу, упавшего с лошади, архитектора, упавшего со стены и т.д.

В числе отрицательных персонажей, прежде всего, гонители христиан. Таков Юлиан Отступник, изображенный предводителем демонов, лживый, коварный, жестокий, имеющий очень мало общего со своим историческим прототипом. Или же индийский король Авенир из легенды о Варлааме и Иосафе, преследующий христиан и прилагающий все усилия к тому, чтобы его сын Иосаф не стал христианином. Между тем сын не только изберет христианство, но и преодолеет все посланные ему дьявольские искушения, в итоге отказавшись от трона и удалившись в пустыню. Легенда о Варлааме и Иосафе, живописная, насыщенная вставными новеллами, получила особенно широкий резонанс как в Западной Европе, так и в славянских землях. Образы "Золотой легенды" встречаются на фресках доминиканских и францисканских церквей Италии, в соборной скульптуре Франции, в изображениях немецких витражей, в книжной миниатюре. В отечественной агиографической традиции образы, созданные Иаковом Ворагинским, встречаются у Кирилла Туровского. Ими вдохновлялся также в своих агиографических опытах Максим Грек и др.

Стремление к живости, наглядности, пластичности художественного мира, его насыщению контрастами, забота об организации материала сближает агиографию эпохи с художественными тенденциями в развитии жанра видения в XII–XIII вв. Среди целого ряда жанровых образцов видения ("Видение Альберика", "Чистилище св. Патрика", "Видение Тиугдала" и др.) особенно выделяется последний из названных памятников, непосредственно примыкающий к традиции, предшествующей "Божественной комедии" Данте. Примерное время написания "Видения" 1150- 1160-е гг. Местом, в котором разворачивается действие, в тексте назван Мюнстер (Ирландия). Автор произведения известен лишь по имени: это монах Марк, который и знакомит читателя с ясновидцем Тнугдалом, которого, якобы, знал лично. Тнугдал был молод, даровит, знатен, жизнелюбив и немало грешен, за что и настигла его кара господня па одной из пирушек. Монах Марк живо и наглядно описывает обрушившуюся на Тнугдала смерть, победившую, однако, не вполне, ибо в левой стороне груди продолжало ощущаться тепло. Последовательно и обстоятельно описывает монах Марк ход важнейших событий: борьбу ангела и демона за душу героя, его путешествие по местам пыток и местам блаженства.

В основе конструкции потустороннего мира в этом видении встречается оригинальная четырехчленная схема. Ад делится на две области: место мук временных и мук вечных, равно как и рай – на обитель временного и вечного блаженства. В четырехчленную схему вторгается и добавочное деление. Так, например, место пребывания короля Кормака располагается между лугом блаженных и собственно раем и представляет собой особое обиталище, предполагающее наличие среди райского блаженства кратковременных мучений ("ежедневно страдал он по три часа"). Если авторы прежних видений осуществляли недостаточно строгое распределение грешников на отдельные группы и могли подвергнуть одинаковому наказанию носителей разных пороков, то для автора "Видения Тиугдала" подобное смешение не характерно. "Видение..." содержит строгую систему караемых грехов и соответственное распределение грешников. В аду подвергаются наказанию интриганы и вероломные, воры и грабители, скупые, гордые, блудодействующие в сане духовном и т.д. Те, чей сан был священнее, в "Видении..." присуждаются и к более строгому наказанию. В раю блаженствуют носители добродетелей, каждая из которых вознаграждается по-разному. В рай помещаются преданные супруги, мученики и воздержанные, образцовые монахи и инокини, строители и защитники церквей и т.д. Вид наказания или вознаграждения по большей части продуман автором и связан с характером добродетели или порока. У автора "Видения Тнугдала" встречается богатый арсенал как мук, так и возможных блаженств. Особенно первые впечатляют своей изощренной жестокостью и наглядностью описаний. Грешников терзают голод, жажда, холод, жара, зловоние, острые, колющие предметы, алчные звери и чудовища и т.д. Наблюдается также определенный параллелизм в описании ада и рая, пропорциональность в распределении материала на части, ритмичность в построении сцен и эпизодов. Автор стремится воспроизвести целостную картину потустороннего мира, дать его пластическую и по возможности обозреваемую панораму, в то время как авторы прежних видений создавали загробный мир как цепь разрозненных пунктов, в пространственном отношении неясно между собой связанных, что до известной степени мотивировалось произволом памяти ясновидца. Монах Марк, напротив, старается передать все звенья пути и даже воспроизвести подробности ландшафта, по которому герой передвигается в сопровождении ангела. О ясновидце уже в полной мере можно говорить как о герое. Ни в одном из прежних видений ясновидец не включался до такой степени в действие, становясь его непосредственным участником. Наравне с другими грешниками он претерпевает самые тяжкие муки и страдания. Так, он попадает во власть страшного зверя с огненными глазами невероятной величины, с огромной пастью, куда демонам удалось втолкнуть и Тнугдала. Затем его преследует жестокость псов, медведей, львов, змей и других неведомых чудовищных тварей, уколы демонов, жар огня, резкость стужи, зловоние серы, затмение очей, жгучие потоки слез. Встречаются при описании юдоли страданий и античные образы: это кузница Вулкана, где куются и сплющиваются души, огненная река Ахерон, куда они сходятся для сожжения и др. Ни одно из видений не дает такого обилия образов и мотивов, такого сложного и вместе с тем соразмерного построения, как "Видение Тнугдала". "Видение..." представляет собой важнейшую веху на пути к "Божественной комедии" Данте.

Среди памятников дидактической литературы, свидетельствующих о стремлении в равной мере и развлечь и наставить читателя, выделяется своей популярностью сборник "Римские деяния" ("Gesta Romanorum"), сформировавшийся в XIII–XIV вв. Сборник получил свое название по причине того, что большая часть рассказов приурочена ко времени правления того или иного римского царя. В состав сборника входит более полутораста рассказов, в каждом из которых видно деление на две части: повествование и наставление. Сюжеты рассказов имеют разные источники: античные мифы, бытовые новеллы, исторические эпизоды, сказки, анекдоты и др. Однако во второй части обнаруживается, что, на первый взгляд, абсолютно светский и комический материал следует понимать как аллегорическое нравоучение, ведь изначально сборник предназначался для нужд проповедников. Приведем пример притчи, имеющей античный источник, который вполне мог служить примером в проповеди.

"Валерий Максим рассказывает, что все сиракузане желали смерти Дионисия, сицилийского тирана. И только одна очень старая женщина в утренние часы молила богов о благоденствии великого царя. Дионисий, восхищенный этим, спросил женщину о причине молитвы. Она отвечала: “Когда я была девочкой, народом правил жестокий тиран. Я желала от него избавиться, но получила второго. Желая избавиться от второго, получила третьего. И вот теперь, боясь, чтобы после тебя не пришел еще худший тиран, всякий день молюсь о твоей жизни”. Дионисий, услышав такой ответ, перестал творить злодеяния"^[4].

Персонажи аллегорических повествований нередко оказываются обозначающими как Бога-творца, так и ангелов, и демонов, и семь смертных грехов, и т.д. Подобный прием выглядит всякий раз неожиданным и не снимает развлекательного эффекта первой части. Лаконизм, драматизм, динамика, неожиданные повороты действия, присутствующие в "Римских деяниях", стали своего рода подступом к формированию жанра новеллы. Не случайно сюжетами из "Римских деяний" охотно пользовались и Боккаччо, и Чосер. Книга была переведена на все европейские языки, а с XVII в. она известна и русскому читателю.

Заметное место между клерикальными и светскими жанрами в рассматриваемый период занимают исторические хроники. Латинская историография на этом этапе становится важным средством сохранения и распространения фольклорных сюжетов. Так, германские и скандинавские сказания получили отражение в "Деянии датчан" Саксона Грамматика (Saxo Grammaticus, ок. 1140 – ок. 1216). Именно здесь впоследствии нашел историю о принце Гамлете Шекспир. Но особенно большое значение для дальнейшего развития средневековой литературы имела хроника валлийца Гальфрида Монмутского (Galfridus Monemutensis, ок. 1100 – ок. 1155) "История бриттов" ("Historia Britonum", 1132–1137), содержащая кельтские сказания. В них мы находим наиболее раннюю обработку кельтских легенд о короле Артуре. Рядом с ним появляются уже у Гальфрида волшебник Мерлин, фея Моргана, королева Джиневра и многие рыцари, ставшие впоследствии героями многочисленных рыцарских романов, как в английской, так и европейской традиции. Гальфрид Монмутский также впервые создаст идеальный образ Камелота, артуровского замка как центра доблестного рыцарства, где идеал рыцарского благородства задастся мудрым, храбрым и благородным королем (об артуриане Гальфрида подробнее см. гл. 7.7 "Смерть Артура" Т. Мэлори как итог развития средневековой артурианы). Книга Гальфрида содержит также первую литературную обработку истории о короле Лире и его дочерях.

Одним из уникальных памятников латинской литературы развитого Средневековья, также содержащим живописный фольклорный элемент, является эпическая поэма неизвестного немецкого автора, названная по имени главного героя "Руодлиб". Обычно ее создание относят к периоду 1030–1050 гг. Произведение впечатляет широтой охвата средневековой немецкой жизни. Автор приводит героя и в королевский дворец, и в средневековый город, и в крепость, и в деревенский дом. В поэме находит обильное отражение средневековая обрядность: церемонии сватовства, свадьбы, застольный этикет, прием иностранных послов и государственные переговоры, семейный совет и суд сельской общины и др. Яркой сценой романа становится изображение народного гуляния с представлениями скоморохов, демонстрирующих танцующих под музыку медведей.

Образ главного героя создан в духе эпической идеализации. Руодлиб – благородный, но небогатый рыцарь, воспитанный матерью-вдовой. Сначала он находится на службе у местных князей, переживая немало осложнений, которые вынуждают героя покинуть родной край и служить иноземному королю. При чужом иноземном дворе Руодлиб прославится как умелый охотник и рыболов. На войне он станет главным защитником государства, победившим врага, ставшим затем устроителем мира. Однако по прошествии десяти лет он получает письмо от матери, призывающее его к возвращению в родной дом. За образцовую службу на войне и охоте герой получает от короля в награду богатые дары и 12 мудрых советов. Руководствуясь ими, герой отправляется в обратный путь, который оборачивается поисками счастья, на пути к которому герой преодолевает новые испытания. Один из ярких эпизодов поэмы становится победа Руодлиба над королем гномов. По мере приближения к концу дошедшего до нас текста (поэма, в целом, осталась незавершенной) фантастический элемент усиливается. Побежденный карлик становится помощником героя в добыче невесты. Характерная для эпоса тема добычи невесты трактуется в духе традиции: необходимым условием становится победа героя в сражении с врагами. В роли последних в "Руодлибе" выступают цверги – волшебные обитатели подземного мира, хранители несметных богатств. Последние являются характерными героями немецкого фольклора: "Образы цвергов – хранителей золотых сокровищ земли – созданы фантазией народа Германии, в Средние века снабжавшей всю Европу драгоценными металлами и славившейся искусством своих рудокопов, оружейников, золотых дел мастеров"^[5]. Заключительную часть произведения составляет вещий сон матери Руодлиба, содержащий предвосхищение грядущих событий: победу героя над врагами, обретение им королевского достоинства и желанной невесты.

В настоящее время "Руодлиб" оценивается отечественными и зарубежными исследователями как прообраз рыцарского средневекового романа, который получит окончательное оформление 100 лет спустя на формирующихся новых языках. Идеальный образ рыцаря, картины придворного быта, авантюрный элемент повествования заставляют воспринимать "Руодлиба" как важнейшее звено на пути формирования куртуазного романа. "По существу, это и есть первый рыцарский роман – первое в новоевропейской литературе большое эпическое произведение не с историческим или псевдоисторическим, а с откровенно вымышленным сюжетом. Так и этот характернейший жанр рыцарской литературы, оказывается, получил первую разработку на латинском языке"^[6], – писал М. Л. Гаспаров.

Однако латинские эпические поэмы гораздо чаще использовали в качестве источника не фольклор, а книжную традицию, библейскую или античную. Среди латинских поэм на античный сюжет выделяется своими художественными достижениями "Александреида" (1178–1182) Вальтера Шатильонского. Интерес к фигуре великого завоевателя античной эпохи заметно возрос во времена крестовых походов. В то же время наблюдалась двойственная оценка прославленного полководца. С позиции клерикальной он осуждался как носитель гордыни, наказанный ранней смертью. В русле рыцарской традиции он представлялся как идеальный рыцарь, совершивший удивительные подвиги и переживший удивительные приключения. Формирование достоинств героя в немалой степени связывалось в поэме с воспитанием героя мудрым и благородным Аристотелем.

Из подвигов героя наиболее яркое воплощение в поэме получили сражения с "восточной стороной": персидским царем Дарием и индийским царем Пором. Смерть Александра в поэме представлена как следствие заговора высших сил (Левиафана, Природы и Предательства). Христианские мотивы в поэме отсутствуют. Посмертное торжество героя утверждается ожидающим его апофеозом на Олимпе. Поэма Вальтера послужила толчком к созданию новых обработок легенды об Александре, источником для трактовки образа в последующей традиции. Популярность поэмы у современников соперничала с "Энеидой" Вергилия.

Кроме крупных жанров латинская литература развитого Средневековья представлена лирическими жанрами – элегией, посланием, панегириком, эпиграммой. Характер их традиционно связывается с "овидианским возрождением" этого периода. Среди многочисленных имен лириков XII в. выделяются элегии и послания ученых поэтов Хильдеберта Лаварденского, Серлона Вильтонского, Бальдерика Бургейльского с их культом красоты, любви и дружбы. К традиции "овидианского возрождения" примыкали также и многочисленные образцы так называемой "элегической комедии", стихотворного рассказа, который своим бытовым материалом, занимательностью, дидактизмом может считаться своего рода прообразом фаблио. Среди известных сочинителей "элегических комедий" Виталий Блуаский ("Горшок" и др.), Вильгельм Блуаский ("Альда" и др.), Матвей Вандомский ("Милон" и др.), Гальфрид Винсальвский ("Клирики и мужик") и др. Не случайно многие из этих стихотворных повествований были переложены па народные языки и легли в основу первых фаблио. Налицо сближение тенденций развития ученой латинской литературы с литературой на народных языках, которое найдет вскоре наиболее явственное отражение в поэзии вагантов.

Круг понятий и проблем

Жанровая система: многообразие жанров латинской литературы, развитие наряду с литературой па родном языке, жанры клерикальные и светские, исторические хроники, эпические поэмы.

• [1] Гаспаров М. Л. Место латинской литературы в литературе XI– XIII вв. // История всемирной литературы. Т. 2. М., 1984. С. 502.
• [2] Именно в этом диалоге Цезарий упоминает знаменитый эпизод крестового похода против альбигойцев, когда христианское войско не могло отличить еретиков от католиков, и папский легат воскликнул: "Убивайте всех, Господь распознает своих!" ("Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius"). Полный текст диалога см.: URL: betula.annexus.ehess.fr/sdx/cesaire/chapitre.xsp?d=05&p“21.
• [3] Голенищев-Кутузов И. Н. Золотая легенда. Народная агиографическая книга и ее автор // Средневековая латинская литература Италии. М., 1972. С. 204.
• [4] Пер. с лат. Н. Сычевой.
• [5] Сулина Т. К. Первый роман в средневековой литературе Европы. Калуга, 1994. С. 49.
• [6] Гаспаров М. Л. Место латинской литературы в литературе XI–XIII вв. // История всемирной литературы. Т. 2. М., 1984. С. 509.