Дискуссии о роли собственности при социализме, товарном и нетоварном производстве в условиях мирового рынка стран социалистического содружества
Самой значительной теоретической дискуссией 1960–1970-х гг. была дискуссия по вопросам собственности при социализме, товарном и нетоварном производстве. Она, как и ранее, проходила в рамках обсуждения нового макета учебника "Политическая экономия", который должен был отразить проблемы развитого социализма. Предыдущие учебники во многом копировали учебник И. Лапидуса и К. Островитянова (1930), который вообще не содержал проблем политической экономии социализма, ограничиваясь лишь рассмотрением проблем капиталистического способа производства. Тогда это отражало позицию многих экономистов, которые считали, что не может быть товарного производства при социализме, а политическая экономия – есть политэкономия товарного, т.е. капиталистического производства.
Эту позицию обосновал Н. И. Бухарин еще в 1920-е гг., считая, что "теоретическая политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т.е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве. Лишь только мы возьмем организованное общественное хозяйство, как исчезают все основные проблемы политической экономии". Далее он отмечал, что планомерная организация производства исключает товарное производство и стихийный характер экономических законов, поэтому исчезнет предмет и объект исследования в рамках политической экономии. Она будет заменена другой экономической наукой – экономической политикой.
В дискуссии 1950-х гг. переплетались как точки зрения, отражающие позиции экономистов, высказанные еще в 1920-х гг. (волевое, сознательное формирование экономических законов), так и взгляды ученых, признающих действие "объективных" экономических законов при социализме. В противовес законам товарного производства выдвигались законы "нетоварного" производства – закон планирования и закон действия общенародной собственности. В этой дискуссии были высказаны различные точки зрения и по вопросу об основном экономическом законе социализма. Одна группа экономистов считала, что социализм является первой фазой коммунизма, поэтому политическая экономия должна формировать условия для наступления будущего строя. Они меньше внимания уделяли вопросам функционирования собственности при социализме, полагая, что главным являются вопросы планирования экономического развития. Другая группа экономистов полагала, что основной проблемой являются вопросы эффективного функционирования общественной собственности. Они считали, что главное и основное отличие социализма от капитализма состоит в том, что при социализме рента, процент и дивиденд не присваиваются частными лицами, а используются в плановом порядке в интересах всего общества. Это становится возможным в условиях ликвидации частной собственности на землю, на основной и оборотный капитал (предприятия и банки).
Исходя из постулатов марксистской теории, что основным противоречием капитализма является противоречие между общественным характером процесса производства и частнокапиталистической формой присвоения, ядром социалистической собственности признавалась общенародная собственность на средства производства. Лишь с ее утверждением присвоение индивидом своей "доли" обретает подлинно справедливый и равноправный характер.
Проблема заключалась в том, что в условиях товарно-денежных отношений, "доля" индивида может перераспределяться. Еще социалисты-утописты обращали внимание на то, что даже внутри ассоциации равноправных производителей деньги могут "накапливаться" у одних и "таять" у других. Именно поэтому коммунизм мыслился как безденежное хозяйство.
В вышеуказанной работе И. В. Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" признавалось, что, несмотря на утверждение в нашей стране общественной собственности на средства производства, вещественные факторы производства все еще "противостоят" работнику. Хотя между ним и средствами производства нет социальной группы, монополизирующей присвоение результатов труда, существующие товарно-денежные отношения все еще позволяют отдельным категориям граждан присваивать из общенародного "котла" больше, чем они туда вносят.
Однако это констатировалось как преходящая проблема. Основной проблемой социализма, проблемой "быть или не быть" социализму в условиях мирного сосуществования и соревнования двух мировых систем, И. В. Сталин считал обеспечение роста производительности труда более высокими темпами, чем в капиталистических странах. Решить эту задачу без материального стимулирования трудящихся на первой стадии коммунизма неимоверно сложно. Он подчеркивал, что "товарное производство и товарооборот являются у нас в настоящее время такой же необходимостью, какой они были, скажем, лет тридцать тому назад, когда Ленин провозгласил необходимость всемерного разворота товарооборота". Другими словами, у советских людей не выработалось коммунистическое отношение к общенародной собственности, хотя, по его словам – "наше товарное производство уже представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода". При этом он обосновал, что пока общественная собственность существует в различных формах: общенародной и колхозно-кооперативной (групповой), в форме собственности общественных организаций и других ассоциаций трудящихся, отношения обмена между ними будут опосредованы деньгами.
Это вовсе не означало, что социалистическая экономика представляет собой механический набор равнозначных форм. Любая система обладает определенной субординацией составляющих ее частей и имеет свое ядро. В качестве такого "ядра" одни экономисты рассматривали отношения собственности (Н. Д. Колесов и др.), планомерности (Н. А. Цаголов и др.), товарною производства (Я. А. Кронрод и др.), хозяйственного механизма (Л. И. Абалкин и др.), кооперирования и интеграции (В. А. Медведев и др.). Все сходились в том, что при социализме каждая личность является собственником средств производства. Однако использовать их можно лишь совместно. А это значит: каждый становится собственником средств производства и произведенного продукта только в ассоциации с другими. До распределения и поступления в личную собственность "доли" индивида, она принадлежит этой ассоциации в целом, т.е. всем и каждому. Здесь обнаруживается, таким образом, глубинное противоречие общественной формы собственности, которое выражается в коренном вопросе социалистического хозяйствования: как соединить "мое" и "наше"?
Преодоление отчуждения трудящихся от средств производства предполагает и преодоление их отчуждения от управления производством. Если при капитализме функция управления осуществляется менеджерами, подотчетными частному лицу (или же лицам), то превращение всех работников в собственников средств производства не может не означать, что сами трудящиеся становятся субъектами управления общественным производством. Иными словами, самоуправление является обязательным признаком общественной собственности, необходимым выражением внутренней ее природы.
Ассоциация трудящихся как коллективный собственник сама должна организовывать процесс производства в общественном масштабе и осуществлять его планомерно, под контролем и в интересах всех членов общества. Она выступает не только как совместный собственник, но и как коллективный производитель и коллективный управляющий.
При этом ряд экономистов выдвигали концепцию о постепенном ограничении действия товарно-денежных отношений и товарного производства. В качестве аргументов ими указывалось: из сферы товарно-денежных отношений исключены рабочая сила, земля, предприятия, средства производства; цена устанавливается в плановом порядке; сфера товарного производства включает в себя только производство предметов потребления; стоимость и цена используются как учетные средства. Другие же, напротив, выдвигали версию о всемерном развитии товарно-денежных отношений, видя в них практически единственный регулятор роста производительности труда и преодоления дефицита по всему ряду товарного ассортимента. Эти дискуссии в 1960–1970 гг. получили название дискуссий между "товарниками" и "нетоварниками". Ярким представителем "нетоварников" являлся Н. А. Цаголов.
Николай Александрович Цаголов (1905–1985) родился в селе Вольно-Христиановское (ныне г. Дигора) в Северной Осетии, в семье священника. В 1912 г. Н. А. Цаголов начинает учиться в начальной школе при немецкой кирхе во Владикавказе, а в 1916 г. переводится в классическую гимназию. После ее окончания в 1920 г. поступает на экономический факультет созданного незадолго до того Владикавказского политехнического института. В 1922 г. переводится в Москву, в Институт народного хозяйства. После его окончания в 1924 г. возвращается во Владикавказ и работает преподавателем в Северо-Кавказском педагогическом институте.
В 1926 г. Цаголов поступает в аспирантуру Института экономики Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук в Москве. По окончании аспирантуры в 1929 г. три года проработал заведующим кафедрой Воронежского планового института. В 1932 г. переходит на работу в Институт экономических исследований Госплана СССР и назначается на должность его ученого секретаря. Во время работы в институте участвует в разработке планов второй и третей пятилеток с использованием межотраслевых балансов. После закрытия института вместе с рядом других бывших сотрудников переводится на работу' непосредственно в Госплан СССР, где входит в состав особой группы при председателе Госплана В. И. Межлауке (председатель Госплана СССР в 1934–1937 гг.). Репрессии 1930-х гг. не затрагивают его, и в 1939 г. он переходит на работу в Институт экономики АН СССР на должность старшего научного сотрудника. В 1949 г. защищает докторскую диссертацию. В 1957 г. переходит на работу в М ГУ на должность заведующего кафедрой политической экономии, которую занимал до своей смерти в 1985 г.
Будучи главой кафедры в ведущем университете страны, Цаголов являлся одним из лидеров советской экономической науки. Его научный вклад определяется не столько опубликованными работами (многие из которых содержат мало оригинальных идей и написаны с обильным цитированием "классиков" и выступлений лидеров партии на последнем по времени съезде), сколько имевшимися у него возможностями по формированию экономической доктрины. Отличаясь жестким, ав торитарным стилем руководства, Н. А. Цаголов создал школу политэкономии МГУ и почти три десятилетия был ее бесспорным и бессменным лидером.
Важнейшей задачей, стоявшей перед советской экономической наукой, Н. А. Цаголов считал сведение накопившихся у нее знаний в теоретическую систему. Основной проблемой при этом было создание политической экономии социализма, анализирующей закономерности функционирования социалистической экономики в рамках марксистской методологии. Как известно, в самой постановке этой проблемы не было ничего нового. Она активно обсуждалась в 1940-е гг. и с наибольшей четкостью была поставлена в ходе дискуссии 1951 г. по проекту учебника политической экономии. Цаголовскую систему можно считать классической (хотя и не единственной) попыткой теоретического оформления сложившейся в 1930–1950-е гг. системы плановой экономики с допущением товарно-денежных отношений. И, как всякая классическая система, она была основана на использовании уже известных идей и понятий.
Н. А. Цаголов исходил из того, что основной, первичной категорией политической экономии социализма (аналогичной товару применительно к анализу капитализма) должна выступать планомерность. Именно планирование из единого центра в условиях общественной собственности на средства производства обеспечивает единство хозяйственных связей, управляет распределением производительных сил и делает возможным максимально полное удовлетворение потребностей.
Однако планомерный ход экономического развития встречает на своем пути препятствия как субъективного, так и объективного характера. Первые связаны с ошибками и недочетами в планировании и управлении, вторые же – с относительной самостоятельностью и обособленностью предприятий, организаций, колхозов и совхозов, кооперативов, а также с наличием "элементов" товарно-денежных отношений в структуре социалистической экономики. Сохранение этих элементов в условиях социализма обусловлено некоторыми потребностями функционирования предприятий и организаций (хотя для этой сферы товарно-денежные отношения играли в советской экономике второстепенную роль), а также тем, что обеспечение потребительскими товарами рабочих и служащих осуществляется не непосредственно из товарного фонда, а через выплату заработной платы, которая затем может быть обменена на товары и услуги. При этом подчеркивалось, что денежная оплата рабочей силы не изменяет сущности социалистической экономики и не создает отношений эксплуатации, так как в условиях планомерности хозяйственной жизни планирование той или иной деятельности уже подразумевает планирование необходимых затрат трудовых ресурсов и их оплаты. Иными словами, в условиях социализма заработная плата планируется вместе с планированием определенного объема общественнонеобходимых затрат труда, тогда как в условиях капитализма она определяется оценкой результатов труда на рынке. Помимо этого, свою роль в сохранении элементов товарно-денежных отношений играло наличие колхозной и кооперативной форм собственности.
Н. А. Цаголов и представители его школы не отрицали определенного влияния закона стоимости на хозяйственную жизнь. Не призывали они также и к "отмене" (ликвидации) товарно- денежных отношений. Очевидно, преобладало понимание того, что на каком-то этапе социалистического строительства они не просто неизбежны, но и позволяют обеспечить дополнительную гибкость в функционировании народного хозяйства. Например, ценовой механизм может выступать дополнительным рычагом регулирования, когда отклонение установленных цен от стоимостей в ту или иную сторону приводит к желаемому перераспределению ресурсов. Однако принципиально важным было положение о том, что при всей важности товарно-денежных отношений они всегда должны играть подчиненную по отношению к интересам социалистического хозяйства роль, а связанные с ними показатели ни в коем случае не могут выдвигаться на первую роль в планировании и управлении. Н. А. Цаголов четко указывал на то, что высвобождение товарно-денежных отношений в какой бы то ни было форме неизбежно приведет к развитию капиталистических отношений и слому социализма.
Данный подход, безусловно, можно упрекнуть в описательном характере и в уходе от ответа на вопросы о том, как конкретно должны устанавливаться пропорции между структурой общественных потребностей и распределением производительных сил, какой должна быть "научно обоснованная" система цен и т.д. Действительно, ответы на эти важнейшие вопросы обычно сводились к рекомендациям избавляться от субъективизма в планировании, повышать ответственность и инициативность на местах и пр. В то же время история до сегодняшнего дня не знает примера успешного и длительного применения на практике многочисленных утонченных моделей "рыночного социализма" и нахождения "оптимального функционирования" социалистической экономики. Выводы из этого могут быть различными. Можно говорить о непоследовательности в применении моделей "рыночного социализма", можно – о невозможности "рыночного социализма", а можно – о недолговечности социализма вообще. Позицию Н. А. Цаголова здесь можно определить недвусмысленно. Искренний сторонник преимуществ социализма, он был убежден в том, что всякая попытка создать гибрид "рыночного социализма" в любом случае будет обречена на провал, приведет к капитуляции социализма перед капитализмом.
При всех упреках (часто справедливых) в адрес советской политической экономии, столь ярким выразителем которой являлся Н. А. Цаголов, следует признать, что этот важнейший для судьбы советской экономики вывод полностью подтвердился вскоре после его смерти.
"Нетоварников" часто упрекали в схоластике, в описательном характере теоретических построений и доказательств, в уходе от ответов на запросы практиков о том, как конкретно должны устанавливаться пропорции между структурой общественных потребностей и распределением производительных сил, какой должна быть "научно обоснованная" система цен и т.д. Действительно, ответы на эти важнейшие вопросы обычно сводились к рекомендациям избавляться от субъективизма в планировании, повышать ответственность и инициативность на местах и пр.
В конечном счете как в теоретической дискуссии экономистов, так и в политическом руководстве СССР и ряда стран социалистического лагеря возобладала позиция "товарников", которая не только не привела к появлению у работников чувства "сохозяина" средств производства, но, напротив, породила еще большее отчуждение работника от коллектива, а коллектива в целом – по его отношению к предприятию.
В этот же период внимание многих советских ученых было приковано к проблеме новых явлений в развитии технического прогресса. В 1970-х гг. произошло качественное изменение роли науки, ее влияния на развитие производительных сил. Ученые отметили, что мир находится на пороге новой научно-технической и промышленной революции. Черты нового технического прогресса нашли выражение в терминологии данного процесса. В экономической литературе стали использовать понятия "научно-техническая революция", "технический прогресс", "техническая революция", "научно-технический переворот", "промышленная революция", "технологический переворот" и т.д. Часто эти понятия использовались как синонимы.
Среди экономистов шла дискуссия о содержании главного направления научно-технического прогресса: что это? Автоматизация производства или освоение атомной энергии, революция в источниках энергии или в области орудий труда (автоматизация, химизация, электроника, кибернетика)? В обсуждении этих проблем принимали активное участие Т. С. Хачатуров, Л. А. Леонтьев, Г. В. Осипов, В. Н. Григорьев, Л. М. Гатовский и др.
В результате проведенных исследований было выработано понимание новой роли науки в техническом прогрессе и необходимости совершенствования хозяйственного механизма в условиях революционизирующего влияния электроники, технологий и других тенденций, свидетельствующих о решающей роли знаний в экономике.
